Когорта
Шрифт:
– Впрочем, двести лет мы можем наверстать иным образом, – ученый кивнул на скантр. – Канал достигает глубины в пятьсот лет, а это не предел. Он – только первая модель, но уже сейчас аппарат обслуживает две линии. Это малая, по ней можно перебросить лишь трех-четырех человек…
Келюс вспомнил огромный ангар среди вымощенного бетонными плитами двора. Не там ли начиналась «большая линия»?
– Господин Лунин. – Тернем быстро оглянулся. – Это правда, что у вас… в будущем… все желают победы белому движению? И что большевики уничтожили Россию?
– Не знаю, – осторожно начал Николай. – Коммунистов… большевиков… многие до сих пор поддерживают. А Россия… Наворотили, конечно, большевики всякого, но чтоб уничтожили!..
– И у вас тоже война? – Голос Тернема внезапно стал жестким и суровым.
– Нет… То есть, в Столице пока нет… Тернем нахмурился и умолк, углубившись в лежавшие на столике бумаги.
Дверь открылась, Николай повернулся, ожидая увидеть Мика, но вместо него в лабораторию вошел офицер в зеленой полевой форме с золотыми погонами и Анненским крестом на груди. Келюс замер. Белогвардеец! Настоящий белогвардеец!.. Офицер настороженно окинул взглядом Келюса, брезгливо взглянул на вскочившего с табурета Тернема. – Господин Лунин? – Голос был под стать взгляду, неприятный, со скучающе-презрительной интонацией. – Прошу за мной! Он повернулся к двери, даже не кивнув на прощание ученому. Лунин вышел из лаборатории и оказался в длинном пустом коридоре.
– Вперед!
Николай не стал спорить и не спеша пошел по коридору-, с любопытством поглядывая по сторонам. Штабс-капитан шел сзади, ступая мягко, по-кошачьи. Они прошли мимо замершего часового, сжимавшего в руке трехлинейку с примкнутым штыком, и Николаю показалось, что солдат взглянул на него с явным любопытством. В конце коридора была лестница. Офицер молча кивнул на ведущие в подвал ступени. Лунин, ничего не сказав, шагнул вперед, хотя подобное приглашение прямиком в подвал тут же испортило настроение.
Внизу была дверь, возле которой стоял еще один часовой, а за нею – снова коридор, такой же пустой и гулкий. Офицер (Келюс успел разглядеть на нем штабс-капитанские погоны) открыл ключом одну из дверей и так же молча кивнул Николаю.
Келюс оказался в маленькой сырой комнатке. Посреди стоял стол, на котором красовалась чернильница в компании с перьевой ручкой. Небольшое четырехугольное окошко под потолком было забрано густой решеткой.
– Прошу садиться. – Офицер указал на табурет, стоявший у стола. Сам он сел напротив, достал несколько листов бумаги и макнул ручку в чернильницу.
– Ваша фамилия, господин Лунин?
– Иванов, – охотно откликнулся Николай. С милицией и госбезопасностью сталкиваться уже приходилось. Настал черед белой контрразведки.
– Так и прикажете записать?
– Именно так, – не стал спорить Лунин. – Иванов Иван, родства не помнящий.
– Прошу отнестись к моим вопросам с большей серьезностью, – буркнул штабс-капитан. – Итак, фамилия, господин Лунин?
– Лунин, бином! – разозлился Келюс. – Лунин Николай Андреевич!..
– Год рождения?
Год Келюс назвал с удовольствием, ожидая, что контрразведчик по крайней мере удивится, но тот лишь неодобрительно покачал головой и занес дату в протокол. Далее последовал вопрос сословной принадлежности. Лунин усмехнулся.
– Из потомственных большевиков! Штабс-капитана передернуло.
– Хочу напомнить, господин Лунин, что протокол является официальным документом. Извольте отвечать серьезно!
– Куда серьезней? – пожал плечами Келюс. – Дед – участник гражданской войны, большевик с восемнадцатого года. Отец – советский дипломат…
– Вы тоже… коммунист? – Голос офицера загустел от злобы.
– Состоял в Коммунистической партии Советского Союза с марта 87-го по апрель 91-го, – невозмутимо согласился Лунин, ожидая, что будет дальше.
Штабс-капитан чуть не зарычал, но сдержался. Что-то черкнув в протоколе, он поинтересовался вероисповеданием задержанного.
– Атеист, – с наслаждением сообщил Николай.
– С какой целью прибыли в распоряжение Добровольческой Армии?
Похоже, этот вопрос и являлся основным.
– С целью широкой пропаганды идей коммунизма среди рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции!
– Господин Лунин. – Штабс-капитан вскочил, дернул шеей. – Вынужден предупредить о серьезности вашего положения! Вы проникли на засекреченный объект, вы наговорили такого, такого…
– Ara, – кивнул Келюс, любивший доводить до белого каления лиц подобной профессии. – Плохо работаете!
Контрразведчик дернул рукой за ворот, позеленел, покрылся пятнами, но тут в коридоре что-то упало, послышался стук и чей-то голос крикнул: «Нельзя! Куда? Нельзя сюда!» Протопали шаги, дверь с грохотом растворилась, и в кабинет ввалились двое парней, одетых в нечто Николаю знакомое и так не соответствующее обстановке – в черные танкистские комбинезоны.
– В чем дело? – возмутился контрразведчик. – Извольте немедленно выйти!
– Лунин? Коля? – обратился к Келюсу один из парней с глубоким, рваным шрамом не щеке.
– Он самый.
– Господа! – воззвал штабс-капитан. – Господин Лунин не имеет к вам никакого отношения!
– Сейчас выясним, – пообещал парень со шрамом. – Николай, в каком году полетел Гагарин? – Двенадцатого апреля 61-го, – оттарабанил Келюс, начавший кое-что понимать.
– А война в Афгане? – поинтересовался второй.
– Семьдесят девятый, 29 декабря.
– Из Столицы, да? – Парень со шрамом усмехнулся. – Я тоже. А Саша – из Рязани. – Сержант Касимов, – представился тот. – А я лейтенант Горкин. Игорь. – Парень со шрамом протянул Келюсу широкую ладонь. – Господа! – вмешался всеми забытый штабс-капитан. – Вы не имеете права!..
– Ты еще здесь? – поразился Горкин. – Дать бы тебе в зубы, чтобы наших не трогал!..
– Он коммунист! – возопил офицер. Горкин вздохнул:
– Сгинь, урод!..
Контрразведчик начал медленно перемещаться к двери.