Когорта
Шрифт:
– Голоса духов, невидимая сила, путешествия в иной мир? – перебил Келюс.
– Именно так. Да вот, пожалуйста…
Он подошел к столу и открыл один из журналов.
– Это «Revue des etudes graecque». Как раз вчера обратил внимание…
На фотографии была изображена каменная плита. По ее поверхности змеились трещины, но Николай сразу же узнал Бегущее Солнце. Знак был расположен на самом верху, над плохо сохранившейся подписью.
– Типичная магическая таблица, – прокомментировал профессор. – Эллинистических времен, из Фессалии. Тут ниже было что-то о призвании духов. По-моему, неизвестный
– Вы можете переписать заклинание?
Келюс и сам не понимал, зачем ему это нужно. Чарова говорила о голосах духов, неизвестный фессалиец молил о ясновидении… Кажется, носитель Бегущего Солнца мог не только сбрасывать на пол мраморных слоников!
– Извольте. – Профессор быстро набросал на листке несколько слов. – Вообще-то говоря, это не греческое заклинание. Мои французские коллеги уверяют, что оно пеласгийское, а я вот посматриваю в сторону Азии…
Николай поблагодарил несколько удивленного Евгения Георгиевича и, взяв последние выпуски газет, углубился в чтение. На первых страницах печатались репортажи из Мценска. Цензура постаралась – ничто в газетных сообщениях не указывало на то, чем и как воевали войска Тургула. Слово «танки» встречалось, но на фотографии красовалась громоздкая широкогусеничная машина английского производства. Итак, войска Тургула наступали, на востоке адмирал начал перегруппировку сил, готовясь ударить по 5-й армии Тухачевского, а в Красной Столице проходила-очередная партийная неделя.
На второй странице «Харьковской газеты» Келюс обнаружил приказ военного коменданта. Отныне город можно было покинуть только по специальному пропуску. Там же была напечатана большая статья о борьбе с большевистскими шпионами, содержавшая призыв к сознательным гражданам сообщать обо всех подозрительных в только что созданное Российское Политическое Управление.
В этот вечер Николай долго гулял по городу, пытаясь разобраться в том, что удалось узнать. Кажется, его простили. Простили, разрешили вернуться, дожить до старости. Некто, он же товарищ Вечный, он же Агасфер, оказался истинным гуманистом. Почему бы и нет? Строптивый Лунин ничем не мог помешать Эксперименту Номер Два. Где-то там, в неведомой дали, остались Валерий, Ольга, курносая Лида, молчаливый лаборант Семин. Да и могла ли их маленькая когорта остановить Силу, дотоле не знавшую преград? Имеет ли право он, Николай Лунин, вести друзей в безнадежный бой?
Здесь же, на чужбине, Николай был совсем один. Так стоит ли биться лбом о стену? Правда, Фрол – тоже в одиночку – сумел каким-то чудом уничтожить Скантр Тернема… Вот если бы удалось ликвидировать и этот, спрятанный в подвале Технологического! Канал будет отрезан, генерал Тургул не сможет получать марсианское оружие. Без запчастей и боеприпасов танки и вертолеты не провоюют и месяца…
…Келюс вернулся на Окраинную и обнаружил в дверях записку от Мика. Полковник Плотников извещал Николая Андреевича Лунина, чтобы тот был готов к 3 сентября…
Когда стемнело, Николай зажег керосиновую лампу и вышел во двор, устроившись за деревянным столом, на котором горкой лежали ароматно пахнущие яблоки. В саду было тихо, даже неугомонный Рябко куда-то исчез, и Келюс впервые пожалел, что придется покидать этот спокойный уголок. Он понимал, что в его Харькове ничего этого уже нет, на месте сада наверняка стоит серое конструктивистское чудовище, все вокруг залито асфальтом, да и улица, если она уцелела, стало совсем иной. Старый, спокойный мир, краешек которого удалось увидеть Лунину, уходил безвозвратно…
Николай принес из комнаты листок бумаги и при неровном свете горящего керосина принялся набрасывать план лаборатории Технологического института.
ГЛАВА 8. ЧЕРНЫЙ ФУТЛЯР
Утренний кофе был сварен и даже начал остывать. Келюс принялся наливать в синюю фаянсовую чашку контрабандный напиток, когда с улицы послышался автомобильный гудок. Автомобили редко появлялись на Окраинной, поэтому Лунин поспешил во двор, догадываясь, что и на этот раз покой тихой улицы был нарушен из-за его скромной персоны.
В калитку входил молодой незнакомый прапорщик. Рябко робко подал голос из глубины сада и тут же затих – людей в форме он опасался особо. Офицер, увидев Николая, козырнул, поинтересовавшись, не господин ли Лунин перед ним. Келюс сие подтвердил, но прапорщик нахмурился и потребовал документы. У Николая в кармане пиджака оказалась выданная ему корреспондентская карточка. Ознакомившись с нею, прапорщик слегка подобрел.
– Господин Лунин, – произнес он торжественным тоном, – ваш родственник, Николай Андреевич Лунин, приказом командующего высылается по месту жительства. Вам разрешено свидание.
– Я… Я сейчас, – заторопился Келюс.
– Не спешите, мы привезли вашего родственника сюда. До поезда есть время, так что можете побеседовать.
Прапорщик повернулся к калитке, махнул рукой, и через несколько секунд конвоир ввел во двор деда. Комиссар Лунин с любопытством огляделся и, заметив Келюса, быстро подмигнул.
– У вас есть полчаса. – Офицер взглянул на массивную серебряную луковицу «Буре». – Я подожду во дворе.
– Может быть, кофе? – предложил Келюс, решив задобрить сурового прапорщика.
– Спасибо, господин Лунин, – впервые улыбнулся тот, – я кофе вообще не пью. Лучше книжку почитаю.
Он поудобнее устроился за деревянным столом и извлек из кармана тоненький сборник рассказов про Ника Картера.
– Ну, пошли кофе пить, – предложил Келюс деду, кивая на дверь. – Соседи ушли, в доме пусто… Крыс нет.
Последние слова он попытался произнести как можно убедительней.
– Ага, – понял тот, – кофе, вообще-то, буржуйский напиток. Но делают его пролетарии Бразилии.
Келюс плотно закрыл дверь, предварительно убедившись, что во дворе, кроме любителя Ника Картера и бессловесного Рябка, никого нет.
– Ну, здорово, Николай Андреич! – Дед крепко пожал ему руку. – Ну и путаница у нас, что имя, что фамилия!
– А ты называй меня Келюс, – предложил Николай-младший, – меня так в детстве звали.
– Ага. Ну пойдем, Келюс. Где тут твой буржуйский кофий? К счастью, напиток – дар бразильского пролетариата, еще не успел остыть окончательно.
– Выпускают? – поинтересовался Келюс, усаживая деда за кухонный стол и пододвигая ему чашку.