Когорта
Шрифт:
– Господа, – Ухтомский повернулся к дхарам, – мы с вами ничего не видели. Здесь были только краснорожие.
– Мы ничего не видели, гэгхэн, – спокойно согласился
Лхаст и начал аккуратно заворачивать Черный Меч в плотную серую ткань. Ухтомский присел прямо на пол и достал раздавленную пачку сигарет. Только сейчас он смог, наконец, закурить.
Из тоннеля выбежали спецназовцы и тут же замерли, в изумлении глядя на голубую светящуюся колонну. Наконец, немного придя в себя, они рассыпались по залу, держа автоматы на изготовку. К сидевшим у самого колодца Виктору и дхарам подошел запыхавшийся от быстрого бега Алексей. Ухтомский неторопливо встал.
– Мы пошли за этими разбойниками, – кивнул он в сторону трупов. – Еще один свалился в колодец.
– А Гонжабов?
– Там, – Виктор указал на светящуюся колонну. – Скантра, к сожалению, нет.
Алексей покачал головой.
– Мы обыскали все. Там такая установка, целый завод, прямо страшно! Но скантр они где-то спрятали. Жаль! Ну, надо уходить…
– Поищем еще? – предложил Ухтомский и принялся внимательно осматривать своды подземного зала.
– Нет. Мы тут уже не хозяева… Да, там еще одного вашего нашли. Рыжего…
Дхары переглянулись, и Ухтомский медленно перекрестился.
Обратный путь казался невыносимо долгим, может быть, потому, что все время приходилось сменять друг друга у носилок, на которых лежали тела Лунина, Мика и Сержа. Двое спецназовцев были ранены, но шли сами.
Келюс был жив. В этом Виктор убедился сам, нащупав-таки медленную неровную ниточку пульса. Он встречался с подобным на фронте и знал, как бывает тонка эта ниточка. Но все же Ухтомский был готов верить в лучшее, если бы не ледяной холод, исходивший от неподвижного тела. Даже трупы не бывали так холодны…
Горный склон был залит утренним светом, сквозь серые облака проглядывало бледное осеннее небо, и люди, вышедшие из темноты тоннеля, наконец-то смогли перевести дух. Ухтомский окинул взглядом близкие горы, ровный квадрат станции, ажурные антенны на высоких решетчатых башнях и понял, что здесь многое изменилось. Это заметил и Глебов. Он забеспокоился, что-то зашептал Алексею, и отряд стал выстраиваться в ровную шеренгу перед усыпанным серыми камнями склоном. …На вертолетной площадке стояло несколько огромных зеленых машин, рядом застыли три бронетранспортера, а вокруг все было заполнено десятками крепких парней в такой же защитного цвета форме, как у людей Глебова, но с золотыми трезубцами на головных уборах.
– Хозяева! – процедил сквозь зубы полковник. – Ну ничего, ненадолго!..
К ним подошел молодой широкоплечий мужчина с золотыми погонами. Он бросил взгляд на обгорелый комбинезон Ухтомского, на носилки с неподвижными телами и покачал головой.
– Генерал Нестеренко, – рука взлетела к околышу фуражки. – Решили малость вам подсобить.
– Сами справились. – Глебов кивнул в сторону тоннеля. – Так что спасибо…
– Не за что! – Нестеренко усмехнулся, но улыбка тут же погасла. – Полковник, мы согласны закрыть глаза на то, что вы учинили на территории суверенной Украины, и отпустить вас, не поднимая скандала. Отдайте «Ядро»! Вы же понимаете, это наша собственность…
– У нас нет скантра. – На губах Глебова мелькнуло что-то похожее на улыбку. – Ищите! Я не знаю, где «Ядро».
– А кто знает?
– Может быть, он, – невесело заметил полковник, кивая туда, где лежал Лунин. Нестеренко подошел и замер, глядя на застывшее пожелтевшее лицо.
ГЛАВА 12. БЛАГОСЛОВЕНИЕ
…Когда тьма, окружавшая его долго, целую вечность, исчезла, Келюс вдруг почувствовал, что начисто забыл все, происходившее в эти дни и недели. Там, во тьме, с ним о чем-то говорили, он с кем-то спорил, видел незнакомые и давно известные лица. Николаю казалось даже, что с ним пытались о чем-то договориться, но, чем это кончилось, да и кончилось ли, уже не помнил. Он открыл глаза, увидел над собой белый потолок, заснеженные ветви высоких деревьев за незнакомым окном и понял, что жив. Рядом с его кроватью сидел тихий и мрачный Виктор Ухтомский в аккуратном белом халате поверх серого костюма. Халат бывшего штабс-капитана безошибочно свидетельствовал, что Николай находится в больнице, а заснеженные деревья за окном – что с той минуты, когда он потерял сознание, прошел не день и не два.
Лунин повернул голову и поглядел на Виктора, но тот не отреагировал, думая о чем-то своем. Келюс вдруг понял, что в его пробуждение уже перестали верить.
– Какое… какое число? – спросил он, пробуя голос. Говорить было трудно, но Ухтомский услышал и радостно встрепенулся.
– Николай! – Голос был испуганным, немного растерянным. – Это… вы? Вы меня видите?
– Вот, бином! – попытался улыбнуться Келюс. Виктор вскочил, обернулся к двери, словно хотел кого-то позвать, но затем вновь опустился на стул.
– Слава богу! Эти коновалы еле разрешили к вам зайти! Вы были без сознания три недели, вам четыре раза переливали кровь…
– Ого! – Келюс осторожно тронул себя за руку, почувствовав слабое тепло.
– У вас тридцать два градуса, – Ухтомский виновато улыбнулся, словно сам был тому виной. – Но это все-таки лучше, чем…
Он не договорил, но Келюс понял.
– Моя кровь не годилась. Какая-то группа… резус, я в этом ничего не понимаю. Алексей дважды сдавал кровь, у него как раз ваша группа. И его сестра, ее, кажется, Стеллой зовут.
Келюс улыбнулся, вспомнив ушастую дочку Генерала. Ухтомский заметил его улыбку:
– Она тут такой шум устроила, что нас всех чуть не перестали к вам пускать. Доставала какие-то лекарства. Генерал тоже заезжал.
– Генерал… – Лунин попытался привстать. – Виктор… Расскажите!
– Вам нельзя… – Ухтомский неуверенно оглянулся. – Мы их нашли. Нарак-цэмпо убит. Крымского Филиала больше не существует. Это… – князь сделал короткую паузу, – это спрятано, как вы и говорили. Даже я не знаю, где именно…
Он коротким жестом обозначил несуществующую бороду, и Лунин понял.
– Генерал, понятно, вне себя. Его успокаивает лишь то, что эта… вещь не попала к малороссам.
– Надо демонтировать оборудование Института! – Келюс вспомнил свой разговор с Вечным. – Иначе они сумеют восстановить Канал…
– Генерал не хочет. Он сам думает восстановить Канал, чтобы эвакуировать добровольцев – и наших, и красных. И чтобы такие, как я, могли вернуться. Но я, наверное, останусь. Я ведь теперь гэгхэн дхаров, меня выбрало Великое Собрание…