Когти Каганата
Шрифт:
– Так я как раз ему дело и привёл, – кивнул на новоприбывших разведчик.
Означенный Фитиль обнаружился неподалёку от штабной землянки – в окопе. Вокруг собрались хохочущие бойцы. Присев на корточки, Фитисов держал в правой руке самодельную кисть, а в левой – открытую банку сапожного крема и вдохновенно занимался творчеством. Мольбертом «художнику» служила живая тварь – большой белый козёл. Судя по всему, работа близилась к завершению – волей «мастера» животное уже лишилось бороды, которую обрили под корень, зато взамен обзавелось усиками из ваксы, этой же субстанцией была густо намазана некогда белёсая челка. На боку козла чернела надпись: «DER HITLE.». Дорисовав финальное «R», Фитисов скептически осмотрел своё произведение и заявил с тем сочным выговором, какой свойственен единственно уроженцам солнечного города Одессы:
– А шо, мне нравится! Щас запустим красавца до немцев, и посмотрим, поднимется ли у этой погани рука стрелять в своего родненького фюрера?
Зрители встретили заявление дружным хохотом.
– Отставить хи-хи, ха-ха! – подойдя, рявкнул начальник разведки. – Распоясались, архаровцы, мне уже по вашей вине стыдно людям в глаза смотреть! Но всё, хватит, пора браться за дело – вот, знакомьтесь, товарищи, командир разведгруппы Александр Александрович Фитисов. Он уже получил надлежащие инструкции.
Фитисов медленно поднялся на ноги, и обернулся. Это оказался невысокий, подвижный, белобрысый парень с весьма смышлёными глазами. Обведя взглядом пришедших, он сразу обратился к Герману:
– Вы, как я понимаю, товарищ Лыжник?
Получив утвердительный ответ, одессит крепко пожал Крыжановскому руку, после чего всем своим существом обратился к Никольскому.
– О-о, Динь-динь, рыбонька, где ж ты так пропадал, шо я тебя нигде не видел?! – заорал он, широко разводя в стороны руки, будто намереваясь заключить младшего лейтенанта в объятия.
– Я Динэр, а не Динь-динь! – белугой взвыл Никольский.
– Ну, прости, запамятовал, – вполне искренне сконфузился Фитисов. – Но меня тоже можно понять – ты стока времени ошивался в тылу, шо любой мог позабыть, кто ты такой.
Моряки встретили эти слова новым взрывом хохота, а Фитисов повернулся к начальнику разведки и, немедленно сменив глумливое выражение лица на вполне почтительное, доложил:
– Товарищ подполковник! Задача полностью ясна, разрешите выполнять?
– Давай, но чтобы никакой самодеятельности! – погрозил пальцем начальник разведки. – Всё только согласно полученного от меня инструктажа.
– Есть, – страшно округлив глаза, выкрикнул Фитиль. Ловко развернувшись через левое плечо, старший лейтенант строевым шагом отошёл от начальника, а затем, заложив в рот два пальца, свистнул совершенно по-разбойничьи. Тотчас к нему с разных сторон поспешили бойцы – всего пятеро.Обратившись к Герману, Фитиль предложил:
– Давайте скроемся в мою землянку как Ахиллес в шатёр…
Так и сделали, в результате чего в крошечной землянке разведчиков яблоку стало негде упасть.
Фитисов воззрился на вошедшего последним Никольского, и удивлённо воскликнул:
– Шо такое? И ты здесь?!
– Представь себе! – процедил Динэр Кузьмич. – Это и моё задание тоже, придётся тебе поучиться взаимодействию!
– Хорошо, – пожал плечами командир разведчиков. – Так даже смешнее. Но давайте же ж, наконец, познакомимся по-настоящему, по-людски. Вначале наука…
Крыжановский принял приглашение, и коротко представил разведчикам Артюхова с Каранихи. О себе сказал лишь одно, что обращаться к нему следует «товарищ профессор».
Совсем иначе действовал Фитисов – патетически заломив руки, словно конферансье на сцене перед концертом, он с величайшей проникновенностью в голосе объявил:
– Шо я могу сказать за этих выдающихся хлопцев? Вместе мы составляем замечательный сикстет, но каждый в отдельности – это же ж виртуоз своего дела! Взять, к примеру, первую скрипку – моего заместителя старшину 1 статьи Володю Суслина. Нет, ну, само собой, мы-таки зовём его Сусликом, но это тока из-за фамилии, на деле же он совсем не Суслик, а напротив – орёл-суслятник! Если короче, в бою умеет то же, что и я сам, то есть может командовать не только разведгруппой, но также отделением, взводом, а при необходимости – и ротой. Опытный, испытанный боец, мы вместе воюем уже четвёртый месяц. Это большой срок для фронта.
Вопреки рекомендации, выглядел Суслин сущим мальчишкой двадцати-двадцати двух лет от роду, а его хорошо заметные верхние зубы заставляли усомниться в заявлении командира, будто бойца прозвали Сусликом только за фамилию.
– Идём дальше, – продолжал Фитисов. – Вот, пожалуйста, наш контрабасист, а в миру – пулемётчик и, по совместительству, сапёр-подрывник старший краснофлотец Ваня Нестеров. Жаль, вы не слышали его соло на контрабасе, вам бы точно понравилось, а фашистские гадины от той музыки мрут как тараканы – но не от пуль, шо вы, как можно – они мрут от экстаза. Ваню мы меж собой зовём Махно – как вы понимаете, тоже из-за имени-фамилии.
У Нестерова, человека лет тридцати с небольшим, были большие руки и маленькая голова, никакого внешнего сходства с известным анархистом в нём не наблюдалось.
– А вот это эфирное создание – наш пианист Сирожа Семачка, – Фитисов и дальше оставался верным своей странноватой манере изъясняться. – Эфирное – потому шо он, с понтом, властелин эфира.
Габаритами «эфирное создание» занимало в землянке столько места, сколько могли бы занять два, а то и три обычных человека.
– Тащ старший лейтенант, я Семечка, а не Семачка, – обиженно прогудел гигант-радист.
– Я и говорю – Семачка! – твёрдо сказал Фитисов. – Как видите, никаких прозвищ у Сирожи нету, они ему и не нужны с такой громкой фамилией. Следующий по списку – наш тромбонист, он же снайпер, краснофлотец Чугунеков из Хакассии. Настоящее его имя – Тюлькю, но мне лично он разрешает называть себя Тюлька[88]. Попросите, може, и вам разрешит. Раньше Тюлька зарабатывал на жизнь тем, шо промышлял белок, которых, в целях сохранности меха, стрелял точно в глаз. Теперь то же самое проделывает с фашистами. Скажу так, кабы все убитые им фашисты превратились в белок, наш Тюлька ходил бы у себя в совхозе в передовиках производства.