Коко
Шрифт:
Гарри медленно спустился по ступенькам, пытаясь понять, как далеко тянется следующий уровень. Внутри “Парикмахерской судьбы” два седоволосых парикмахера сами сидели в собственных креслах, в то время как третий подстригал волосы пожилой леди. Дальше были еще два магазина, в витрине одного из которых висел плакат, на котором ниндзя парил в воздухе, выбросив вбок одну ногу. Пройдя примерно половину лестницы, Гарри остановился и оглянулся. Глаза его были где-то на уровне пола верхнего этажа. Никто не мог увидеть его с улицы, зато ему прекрасно было видно всех.
Он поднялся
– Этот негодяй здесь!
Второй мужчина прохрюкал что-то невразумительное.
Жизнь его не походила на жизнь других людей. Другие люди были уверены, что мир солиден и надежен, они не замечали те потоки слез, которые текут под внешне спокойными водами повседневной жизни. В ушах Гарри зазвучало жужжание насекомых и детские крики.
Поверхность повседневной жизни чуть было не разорвалась, выпустив наружу жизнь настоящую.
Два человека развернулись почти одновременно и вышли из-под арки. Гарри ждал, стоя на ступеньках, минуту, две, неизвестно сколько. Старушка вышла из парикмахерской на лестницу, ощупывая плиты тростниковой палкой. Гарри посторонился, чтобы дать ей дорогу, но она прошла мимо, совершенно не заметив его присутствия. Гарри был невидимым, его не замечал никто. Он вытер вспотевшие ладони о пальто и поднялся на верхний этаж.
Пусто: мир опять сомкнулся.
Гарри спустился пониже, в магазин с ниндзей на витрине и потратил пятьдесят шесть долларов на нож и пару наручников. Затем он вновь поднялся по ступенькам.
Возле входа он выглянул осторожно из-под арки и посмотрел в сторону Боуэри. “Лимузина” возле ресторана уже не было. Гарри улыбнулся. Наверняка тому, кто сидел за рулем, пришлось стереть своим безукоризненно белым платком сочный плевок Гарри Биверса.
Кто-то смотрел вниз из окна Конфуциус-Плаза, кто-то, проезжавший мимо в машине, повернул голову, чтобы взглянуть на него. Кто-то все время наблюдал за ним, потому что жизнь его была, как фильм, а он был героем этого фильма.
– Я нашел, – произнес Гарри, прекрасно сознавая, что кто-то слышит его или же что наблюдающий за ним прочтет все это по губам.
Теперь все, что оставалось делать Гарри, это ждать телефонного звонка. Биверс пошел в сторону Кэнел-стрит, намереваясь поймать такси. Машины текли мимо него нескончаемым потоком. Ему больше не было холодно. Он стоял на углу Кэнел-стрит, смотрел на едущие мимо машины и чувствовал на языке вкус водки со льдом, которую он, безусловно, заслужил сегодня. Когда переключился светофор, Биверс пересек Кэнел-стрит и двинулся к северу, чувствуя, что у
33
Вторая ночь в “Форшеймере”
1
Пул проснулся в холодной тишине, все еще видя перед глазами лицо китайской школьницы, улыбающееся ему с белого катера, который исчезал в тумане вместе с остатками сна. Включился один из огромных радиаторов, отапливающих комнату, на соседней кровати негромко похрапывал Тим Андерхилл. Майкл взял с тумбочки часы и поднес их к лицу, так, чтобы можно было разглядеть стрелки. Ровно
восемь. Только что было без одной минуты, но стрелка перескочила, пока он вглядывался в циферблат. Первые струйки теплого воздуха начинали проникать з тело Майкла.
Андерхилл застонал, выпрямился и закрыл руками лицо. Затем он взглянул на Пула и сказал:
– Доброе утро.
Тим сел в постели – всклокоченные волосы свисали по обе стороны его лица, а курчавая белокурая борода была примята с одной стороны и встрепана с другой. Он был похож на сумасшедшего профессора из какого-то старого кинофильма.
– Послушай-ка, – сказал Андерхилл, и Майкл тоже сел в кровати. – Я думал об этом почти всю ночь. Скорее всего, Денглер запугивал Спитални. Подошел к нему однажды и сказал, что во время войны все бойцы взвода должны защищать друг друга. Он приводит его в Озон-парк и говорит, что если тот попытается обходиться с ним как раньше, то это отразится на состоянии всего взвода. Может, он даже пообещал ему, что позаботится о том, чтобы Спитални не вернулся со своего первого задания. Короче, что бы он ни сказал, Спитални соглашается молчать об их прежних взаимоотношениях. Но это же Спитални. Он не может принять подобной ситуации. И в конце концов Спитални отправляется за Денглером в Бангкок и убивает его. Я думаю, что Спитални никогда не был настоящим Коко. Он просто позаимствовал это имя, решив объявиться через пятнадцать лет.
– А кто же тогда?
– Настоящего Коко вообще не было. По крайней мере так, как мы думали раньше. – Возбужденный своим открытием, Андерхилл спустил ноги с постели и встал. На нем была длинная ночная рубашка, из-под которой выглядывали худые ноги, напоминавшие водосточные трубы с коленками. – Понимаешь меня? Это как у Агаты Кристи. Наверное, каждый, кто хотел поддержать Денглера, хотя бы раз воспользовался картой, на которой написал “Коко”. Коко – это все. Я был Коко, ты был Коко, однажды даже Конор был Коко. Все просто имитировали то, что было в первый раз.
– Но тогда кто был первым? – спросил Майкл. – Спитални? Не похоже...
– Я думаю, это был Биверс, – сказал Андерхилл. Глаза его сверкали. – Ты помнишь, это было сразу после того, как вокруг нас поднялась шумиха? Трибунал казался неизбежным. Для Биверса это был стресс. Он знал, что никто не станет его покрывать, но он также понимал, что может воспользоваться той поддержкой, которую хотели оказать Денглеру. Поэтому он отрезал уши у трупа вьетконговца и написал на карте слово, которое у всех ассоциировалось с Денглером, – “Коко”. И это сработало.