Коко
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что не любишь меня? – спросил Пумо.
– Так сразу не перестаешь любить человека, Тино, – ответила Мэгги. – Но если бы я опять переехала к тебе, очень скоро ты начал бы изобретать способы отделаться от меня – у тебя такой комплекс вины, что ты никогда не позволишь себе жениться. И даже сблизиться с кем-нибудь по-настоящему.
– А ты хочешь выйти за меня замуж?
– Нет, – Мэгги пристально наблюдала за реакцией Пумо. – Я же сказала, с тобой связано слишком много проблем. Но дело даже
– Что ж, я не идеален. Ты это хотела услышать? Мне хочется, чтобы ты вернулась ко мне, и ты это знаешь. Но я могу сейчас встать, повернуться и уйти, и это ты тоже знаешь.
– Скажи мне вот что, Тино. Помнишь, когда я печатала для тебя объявления в “Виллидж Войс”?
Пумо кивнул.
– Тебе приятно было их видеть? Пумо опять кивнул.
– Но тебе ведь даже не пришло в голову напечатать свое объявление, правда?
– Так вот в чем дело!
– Уже хорошо. Я думала, ты скажешь, что слишком стар для таких вещей.
– Мэгги, у меня сейчас столько неприятностей!
– Городские власти закрыли “Сайгон”?
– “Сайгон” закрыл я. Оказалось, что невозможно одновременно готовить и бить тараканов. Поэтому я решил сконцентрироваться на тараканах.
– Смотри не перепутай все на свете и не начни готовить тараканов, – пошутила Мэгги.
Пумо раздраженно покачал головой.
– Я теряю на этом целую тонну денег. Ведь жалованье людям приходится платить по-прежнему.
– И ты жалеешь, что не отправился в Сингапур со своими парнями?
– Скажем так: поехав, я получил бы гораздо большее удовольствие, чем получаю сейчас.
– Прямо сейчас?
– Вообще сейчас. – Пумо смотрел на Мэгги с любовью и злостью одновременно. Девушка нежно взглянула на него. – Я и не думал, что ты хотела, чтобы я тоже печатал объявления в “Войс”; если бы знал, напечатал бы, но мне даже не пришло в голову.
Мэгги вздохнула и подняла руку.
– Забудь об этом. Но помни, что я знаю тебя гораздо лучше, чем ты когда-либо сможешь узнать меня. – Еще один нежный взгляд. – Беспокоишься о них?
– Да, я беспокоюсь о них. И наверное, поэтому жалею, что я не с ними.
Мэгги медленно покачала головой.
– Не могу поверить, что после того, как тебя чуть не убили, ты надеешься жить по-прежнему, как будто ничего не случилось.
– Случилось очень многое, и я не стесняюсь в этом признаться.
– Ты струсил, ты струсил, ты боишься!
– Да, я испуган, – Пумо шумно выдохнул воздух. – Мне неприятно теперь выходить из дому одному, даже днем. По ночам мне везде мерещатся шумы, шорохи. В голову лезут чертовски странные мысли – о Вьетнаме.
– Все время или только ночью?
– Иногда я ловлю себя на подобных мыслях даже днем. Мэгги Ла выпрямилась.
– Хорошо, я пойду сейчас с тобой и останусь на какое-то время. Пока будешь помнить, что ты не единственный,
– Еще бы мне этого не помнить!
Вот и все. И Пумо даже не пришлось для этого признаваться, что несколько часов назад, прежде чем он приехал сюда, он стоял на кухне с бутылкой пива в руках и вдруг на несколько ужасных секунд ощутил себя снова в Ба My и Ба и понял, что пуля, на которой написано его имя и которая пролетела мимо много лет назад, все еще рыщет по миру в поисках его, Тино Пумо.
Генерал, бывший теперь проповедником, смерил Тино таким. взглядом, будто он по-прежнему генерал, затем отрывисто произнес несколько слов по-китайски. Мэгги ответила какой-то фразой, показавшись Пумо в этот момент повзрослевшей и какой-то угрюмой. Речь генерала на веки вечные показала Пумо, что, сколько ни держи он Мэгги в своих объятиях и ни целуй ее теплую макушку, никогда он не научится понимать родного языка девушки. Генерал улыбнулся Тино и даже пожал ему руку.
– По-моему, он только рад от тебя избавиться, – сказал Пумо, когда они ждали лифта.
– Он христианин и верит в любовь.
Как это часто бывало с Мэгги, невозможно было понять, говорит она с иронией или серьезно. Лифт приехал наконец на этаж генерала и открыл свою хищную пасть. Тино замутило. Он не должен дать Мэгги понять, что боится лифта. Судорожно вздохнув, Тино шагнул в кабину.
Двери захлопнулись за спиной. В лифте Пумо заставил себя улыбнуться Мэгги. Самым трудным, оказывается, было решиться зайти.
– Что он сказал тебе перед тем, как мы ушли? Мэгги похлопала его по руке.
– Сказал, что ты – хороший старый солдат, и я должна о тебе позаботиться и не должна слишком сильно ругаться. А я сказала ему, что на самом деле ты старый осел и что я возвращаюсь только потому, что почувствовала, как ухудшается мой английский.
Мэгги потребовала, чтобы они поехали домой на метро. И тут же продемонстрировала, что не собирается бросать свои штучки. Они добрались до последней ступеньки лестницы и направлялись к будке, где продаются жетоны. Ветер проникал сквозь куртку Пумо и сбивал с головы капюшон. Оглянувшись и не увидев Мэгги, Тино испытал самую настоящую панику.
По платформе маршировала компания юнцов в черных куртках и вязаных шапочках, один из них тащил огромное радио, из которого раздавалась песня Куртиса Блоу. Чернокожая женщина в тяжелом длинном пальто стояла, облокотившись на перила платформы, и не обращала на марширующих никакого внимания. Далеко впереди несколько мужчин и женщин тупо глядели на рельсы. Пумо вдруг осознал, как высоко над землей он находится. Он напоминал сам себе прыгуна в воду, замершего на трамплине. Ему захотелось схватиться за перила, как будто ветер мог подхватить его и швырнуть вниз, на Бродвей.