Коктейль из развесистой клюквы
Шрифт:
— О’кей, в подробностях так в подробностях, — деловито согласилась Ирка. — Тогда я заеду за тобой ближе к концу рабочего дня, часов в пять. Заберем Масяньку, потом Коляна — и к нам. Сейчас скажу Моржику, пусть режет мясо и маринует шашлык.
— О, и шашлык будет? — обрадовалась я.
— Так ведь праздник какой! — с достоинством сказала Ирка.
Она положила трубку, я тоже.
— Где будет шашлык? — с надеждой спросил Вадик, невоспитанно прислушивавшийся к нашему разговору.
— Где-нибудь, —
Упоминание о мясе, которое приготовит Моржик, почему-то вдруг напомнило мне — пардон! — о любителе экстрима, зарезанном трамваем. Пойду-ка я в аппаратную, погляжу, что за сюжет смонтировал в мое отсутствие Володя…
— Ты куда? — моментально среагировал на мое движение оператор, очевидно, подозревая, что я коварно убегаю в одиночку есть тот самый шашлык.
— В аппаратную. Попрошу Володю показать мне наш с тобой сюжет о ЧП с трамваем.
— Хочешь полюбоваться? — спросил Володя и перебросил мне кассету с прилепленным белым ярлычком.
В полете бумажка трепетала, как голубиное крылышко. Это выглядело так трогательно, что смысл циничной надписи на ярлычке дошел до меня не сразу, а когда дошел — слегка шокировал.
— «Экстрим» предупреждает: диггерство опасно для вашего здоровья», — прочитала я. — Вова! Это что такое?
— Это суть твоего репортажа. — Видеоинженер энергично пожал плечами, воспользовавшись случаем совершить небольшую производственную гимнастику. — Как сказал бы наш режиссер Слава — квинтэссенция. А что тебе не нравится? В сюжете Сева, предводитель местных экстремалов, действительно, клеймит позором самодеятельных диггеров и прочих неорганизованных искателей приключений в городской черте. Кассету я приготовил как раз для этой рыжей бестии — Севки. Ему сразу будет ясно, что к чему.
Я не нашлась, что возразить. Молча воткнула кассету в видик, шлепнулась на вращающийся стул перед телевизором и приготовилась смотреть. Володя искоса посмотрел на меня и примирительно спросил:
— Булочку хочешь? Вкусную.
— Спасибо, я только что чай пила с бубликом, — отказалась я.
Репортаж, спасибо монтажеру, оказался не таким пугающим, как я опасалась. Натуралистические подробности, в изобилии снятые кровожадным Вадиком, в готовый сюжет не попали. Но, вероятно, тонкую натуру монтажера рабочий материал все-таки впечатлил.
— А кто он был, Лев этот? — спросил Володя, не то поежившись, не то продолжая свою физкультурную разминку.
— Какой лев? — не поняла я.
— Который под трамвай попал.
— Лев попал под трамвай? — удивилась я. — Когда?
Володя озадаченно моргнул и полез в журнал учета работ:
— Ну, вчера. Он вообще-то нормальный был или какой-нибудь придурок беглый?
Я открыла рот и задумчиво скосила глаза в угол. Беглый придурок-лев? Это как? Из цирка, что ли, он сбежал? Или из заезжего зверинца?
Не в меру богатое воображение с готовностью изобразило перед моим мысленным взором взлохмаченного льва с расфокусированным взором умалишенного и слюнявой пастью законченного идиота. Бонифаций-недоумок бесцельно брел по улице, мутными глазами отыскивая в толпе прохожих потенциальную жертву. Картинка получилась страшненькая, я вздрогнула.
— По-моему, надо быть полным придурком, чтобы вылезти из люка на трамвайные рельсы, — сказал Володя.
Я пнула ногой разыгравшееся воображение. В голове моей забрезжила догадка, пока еще довольно смутная.
— Ты хочешь сказать, что Львом звали парня, который вчера попал под трамвай? — задумчиво хмурясь, спросила я Вову.
— Конечно, — убежденно кивнул монтажер. И вдруг добавил: — Если только он не педик.
— Педик-то тут при чем?! — не выдержала я.
Володя внимательно посмотрел на меня, все-таки протянул мне булочку и жалостливо вздохнул:
— Ох, плохо у тебя с соображалкой… Сама подумай, чье имя мужик может вытатуировать на руке? Либо свое собственное, либо зазнобы своей. Согласись, что Лева — довольно редкое имя для дамы, стало быть, покойник был или эгоистом, или педиком. Третьего не дано.
— Очень даже дано! — воскликнула я, порываясь со стула. — Ты рабочий материал еще не уничтожил? Дай посмотреть!
— А чего там смотреть? Я все лучшие кадры в сюжет взял. — Монтажер недовольно заворчал, но нужную кассету все-таки нашел. — Ладно, любуйся! Я тебе даже выставлю запись куда надо. Вот она, сомнительная татуировочка. Смотри!
Я послушно посмотрела, взволнованно пискнула и резво потянулась пальцем к кнопочке «стоп». Живая картинка на экране превратилась в подобие фотографии.
Бесчувственный Вадик хладнокровно снял нечто, накрытое куском брезента, а потом «наехал» на выглядывающую из-под полотнища руку. То, что при беглом просмотре могло показаться затейливыми черными перстнями, при ближайшем рассмотрении оказалось буквами, наколотыми на фалангах пальцев.
— «Лева», — прочитала я. — Лева! Тот самый убийца!
— Твой знакомый? — удивился Володя.
Я ему не ответила: меня уже не было в кабинете. Торопливо топая и роняя на ковролин коридора крошки булки, машинально взятой мной у гостеприимного монтажера и так же машинально надкушенной, я примчалась в редакторскую. А там бесцеремонно столкнула со своего стола рассевшегося на нем Аслана Буряка, чтобы поскорее добраться до телефона.
— Чего пихаешься? — обиделся Ослик ИО.
— А нечего торчать тут, как пресс-папье! — огрызнулась я. — Взял, понимаешь, моду — кочевать со стола на стол, как чайный сервиз!
Ослик обиженно надулся, Наташа захихикала. Я набрала номер сотового телефона капитана Лазарчука и, кусая губы, прослушала сообщение невозмутимой электронной барышни: «Абонент находится вне зоны действия сети».
— «Вне зоны» он, видите ли, находится! — раздраженно повторила я. — Интересно, где?