Коктейль под названием «муж»

Ларина Арина

– Ты не поверишь, но кавалеры бывают в любом возрасте. Ведь случилась же у моего папы любовь на старости лет. Так почему бы в маму тоже кому-нибудь не влюбиться?

– Такое ощущение, что мы спорим про одно и то же: «Этот лист белый», «Нет, он белый!».

Рита помолчала, потом нехотя выдавила:

– Вообще это личное дело твоей мамы: ухажеры, блохи и даже старческий маразм. Если попросит помочь, то помоги, а так – не суйся.

– Где-то я это уже слышала, – буркнула Маша.

– Наверное, до меня ты общалась еще с каким-нибудь умным человеком, – предположила Рита.

Гусева была права. Лезть в чужую жизнь нельзя. Тем более, что мама еще вполне

адекватна и сама разберется, с кем ей спать, а с кем нет. Но влезть очень хотелось. Хотя бы потому, что Олег Ленский ей не понравился. Или, наоборот, слишком понравился?

От этой мысли Маша покраснела и смущенно пробормотала:

– Да, ты, наверное, права. Пусть они сами как-нибудь.

– Вот именно, – подтвердила Гусева. – Давай вторую новость.

– Да нет никакой второй…

– Маня, я разговаривала с Алькой.

Маша в ответ промолчала. «Разговаривала с Алькой» – это означало, что Шульгина выложила не только все подробности, но и добавила массу отсебятины, сдобрив рассказ своим отношением к злоключениям подруги.

– Ну, – поторопила Рита. – Не держи в себе. Стошни негатив на ближнего. Это самый верный способ облегчить страдания.

– Как с тобой тяжело-то, Гусева. Тебе бы мужиком родиться.

– Или патологоанатомом, – поддакнула Рита. – Здоровый цинизм облегчает жизнь. Надо закалять организм, чтобы мелочь, вроде ухода мужика, не казалась вселенской катастрофой. Чего ты из себя корчишь страдалицу? Жилплощадь есть. Деньги есть.

– А еще есть ребенок, – напомнила Маша.

– Это плюс, а не минус, – заметила Рита. – Наличие сына говорит о твоей женской полноценности. Или ты считаешь Никиту своим персональным дефектом?

– Дура. Это моя гордость.

– Именно. Только мужикам это объяснить будет сложно. У них в корне иное представление о том, чем может гордиться женщина.

Потеряв ход мыслей подруги, Маша переспросила:

– Я не поняла, это хорошо или плохо?

– Что?

– Что я с ребенком.

– Кому как. Вот если бы с ребенком осталась я, то это был бы безусловно полный капут. Просто-таки финиш.

– А в чем разница?

– О, Маня, разница колоссальная. С тех пор, как в нашей стране перестали строить социализм, между некоторыми слоями населения образовалась бездонная пропасть. Не обойти, не перепрыгнуть. Представь: я с младенцем в коммуналке, в одной комнате с мамой, там же сохнут пеленки на веревках, так как соседи не позволят занимать для этих целей ванную… Во, слышишь, уже орут! Успокойтесь, баба Тоня! Как радио в шесть утра включать на полную громкость или на ремонт подъезда деньги сдавать, так вы глухая, а тут я по телефону разговариваю, и, между прочим, не с вами – и нате! Приползла живот мне щупать. Не про моего младенчика речь. А если бы даже и про моего, так я вас забыла спросить! – завопила Гусева куда-то в сторону от трубки.

На заднем плане слышались невнятные старушечьи взвизги довольно агрессивной тональности и полный сарказма голос Риты.

– Все, я вернулась, – запыхавшись, выдохнула Гусева через несколько минут.

– А чего бабка замолкла?

– Враг был раздавлен и позорно бежал. Ты мне зубы не заговаривай. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу. Я, с младенцем и без денег.

– Так и я тоже без денег…

– Маня, ты без денег, потому что гордую из себя корчишь и до последнего хочешь поиграть во взрослую жизнь, но когда припрет, бегом побежишь к папочке, и он тебе отстегнет. А мне бежать некуда, поэтому у меня будет не просто безвыходная ситуация, а депрессия, переходящая в манию самоубийства. Возможно, я бы даже спилась. Но, прошу запомнить. Я – не ты.

– Да уж понятно.

– В хорошем для меня смысле. Я никогда не рожу от ненадежного мужика. А если рожу, то он от меня никуда не денется.

– Я тоже так думала…

– Ты думала, а у меня так будет. Потому что думать мало, надо продумывать! Чтобы мужик никуда не девался, а жил рядом, как пришитый, для этого еще нужно что-то делать.

– Счастья тебе, Гусева! – в сердцах махнула рукой Маша.

– Спасибо на добром слове. Не об этом речь. Я к чему веду: никакой трагедии не случилось. Ну, был мужик. Будет и еще. Они все, в принципе, одинаковые. Я это еще из курса анатомии помню. Другое дело, что в тебе бесится чувство собственничества. Как же, тебя, такую умницу, красавицу, и вдруг променяли неизвестно на кого. А тебе не приходило в голову, что там, может быть, кто-то на самом деле лучше, чем ты? Умнее, красивее, интереснее! Почему бы и нет? Нельзя себя недооценивать, но и переоценивать тоже нельзя. А еще нельзя недооценивать окружающих.

– Тогда мне надо выяснить, кто там у него завелся? – предположила Маша. – Чтобы понять, что имело место быть: я себя переоценила или недооценила окружающих?

– У него завелся «ухожор», вернее – «ухожорка»! – прыснула Гусева. – Это я тебя цитирую. И теперь она висит у него на ушах и жрет остатки былых чувств к тебе. Правильные бабы так всегда и делают: сначала заинтересовать, потом обезвредить соперницу, а после – брать тепленького. Как можно обезвредить соперницу? Никак. Он сам должен ее обезвредить, то есть потерять к ней интерес. Для этого надо сформировать в его мозгу твой негативный образ. Ты с ним спорила?

– Ну, разумеется. Не бывает же, что абсолютно по всем вопросам мнения совпадают, – удивилась Маша.

– Не бывает. Но на это можно взглянуть иначе: ты не уважала его мнение. А, следовательно, не уважала и его самого. Идем дальше, ты дома как одеваешься? Косметика, шпильки, прическа?

– Никак. Я ж дома.

– Вот. Она тоже дома, или даже не дома, но у нее, во-первых, все это присутствует: косметика, шпильки, прическа, а, во-вторых, мужчина воспринимает образ – и ему фиолетово, дома она или в ресторане. Она – при параде и в полете, а ты – в пролете. Потому что она бьется за мужика, а ты – не в курсе, что за него надо биться. Так вот, запомни: за мужика надо биться всегда. И всегда надо помнить, что рядом может оказаться более интересная, более красивая и более талантливая женщина. Если ты еще не поняла, мужик – это сплошная претензия. Ему всегда надо больше, чем есть. И даже не потому, что у соседа лучше, а потому, что в принципе возможно наличие более совершенного существа. Это мотыльки, которые порхают с цветка на цветок, собирают пыльцу и одновременно таращатся на соседние ромашки, выискивая посочнее и поярче. Погоди, у меня мобильный…

Где-то на том конце провода протренькала мелодия Моцарта. Тон Гусевой резко сменился на совершенно несвойственный ей кокетливый щебет.

– С кем это ты так? – недовольно спросила Маша. Ей казалось, что это абсолютно не по-товарищески – трепаться с кавалерами, когда у подруги такое горе. Нужно волноваться, ругаться, советовать, поддерживать, но не демонстрировать наличие личной жизни, которой у несчастной подруги как раз таки и нет!

– Да, знакомая звонила. Ты ее не знаешь.

– М-да? Ладно, – Маша не стала вдаваться в подробности. В конце концов, у Гусевой хватило такта не хвастаться своими радостями, когда рядом такое горе.