Кольцевая электричка
Шрифт:
– Мы же под финиками, они решают наши вопросы и получают зарплаты, – несколько удивился босс.
– Начальник финансовой полиции поменялся, новый пока не в силе, я платежи прекратил, просто ждал, когда на контакт выйдут, – напряженно сообщил Роман, по-видимому, опасаясь упреков.
– Ну не переживай, грамотный ход, зачем платить за то, чего не имеешь? А комитетчики в силе сейчас? – решил поддержать зама Лев.
– Да они всегда были в силе, они кураторы, если под ними будем, то и налоговикам можно не платить, – ответил Малахов.
– Портить отношения с налоговиками ты не спеши. А с комитетчиками назначь встречу, я с ними сам побеседую,
– Куда же мы денемся, Николаич, – несколько уныло, но пытаясь придать энтузиазм голосу, произнес коммерческий директор.
– Планерку давай сейчас проведем, как и было объявлено, завтра может быть некогда, – принял решение Лев Николаевич.
– Понял, босс. Я пошел готовиться. Марине передам, чтоб через 15 минут все директора у тебя собрались, – произнес, вставая, Роман и вышел из кабинета.
Лев подошел к окну. В его кабинете было огромное окно на всю стену, точнее, вся стена была стеклянным витражом. Почему-то ему легче думалось, когда он смотрел вдаль. Для этого под свой офис он взял верхний этаж высотки. Отсюда открывался неплохой вид на город: были видны не только строения, но и лесок вдали, и даже линия электрички.
Электричка ехала по заданному маршруту, как всегда в это время.
Лев Николаевич знал, когда проезжают электропоезда на этой линии, и подходил проследить путь каждого. То, что из окна этого здания была видна железная дорога, и стало определяющим фактом в выборе офиса.
Когда Лев Николаевич смотрел на едущую электричку, в его душе просыпалась теплая и щемящая тоска по детству и не сбывшейся мечте. Он помнил, как в детстве – ему тогда было года четыре – он с еще совсем тогда молодой мамой ехал на электричке и как он ее упрашивал дать поводить поезд. В ответ на ее отказ он разразился такой истерикой, что мама, лишь бы он успокоился, принесла его на руках в кабину машиниста электропоезда, и тот, усатый общительный дядька, не прогнал их, а разрешил ехать в кабине, а когда электричка остановилась на станции, даже разрешил ему дернуть какой-то рычаг.
С тех пор у мальчика была лишь одна мечта в жизни: водить электричку. Другие мечтали быть космонавтами, пожарниками, летчиками, милиционерами, а он видел себя только машинистом электропоезда. Тогда еще не мечтали стать бандитами или миллионерами; тогда мечты были ярче, детям хотелось быть полезными для общества.
С детской мечты водить поезд по расписанию, наверное, и начала вырабатываться его привычка быть очень бережливым со временем, его патологическая пунктуальность.
Он всегда хорошо и легко учился. После окончания школы с золотой медалью, когда он собирался подать документы в железнодорожный техникум, его все высмеяли, и дед настоял на том, чтобы он поступил в экономический институт. Дед был единственный человек, чьему мнению он доверял больше, чем своему. Так был заложен путь к финансовому успеху, и так рухнула мечта.
Все остальное получилось как-то, само собой. Диплом с отличием, начало работы – с рядового экономиста на производстве. Потом академия управления, кандидатская диссертация, и все это на фоне карьерного роста и смены ведомств. Личностные характеристики, которые располагали к нему людей, последовательность в своих действиях, уважение влиятельных лиц, пунктуальность и глубокомысленность. Новая эпоха, которая позволила заработать первые реальные деньги, передел собственности и развитие западной модели экономики вынесли его на гребень успеха. То, что он сторонился власти и политики, не сделало его олигархом, но оградило от санкций и преследований.
Вроде жизнь удалась больше, чем мечтают многие. Хотя иногда он думал, что мог быть лучше. Каким был отец. Добрым, отзывчивым, благородным, улыбчивым. Отец умер, когда Льву еще не было четырех, глупо и трагически, свернув с дороги, объезжая потерявшегося щенка и врезавшись в столб.
Дед всегда пытался заменить отца, но развивал уже не доброту и порядочность, а четкость мысли и рациональность поступков, чтобы внук не повторил судьбу сына, выбрав из двух зол большее.
С возрастом ему все чаще приходилось скрываться за маской холодности и безразличия. Эта маска ограждала его от просителей. Стены, которые воздвиг он сам или образ его жизни и охрана, ограждали от обычного мира. Ему приходилось жить за забором из камня и людей, постоянно носить маску, которая постепенно прирастала к лицу и становилась частью души. Хотя осталась ли, душа за этой математикой действий и поступков? То, что она лишилась «прекрасных порывов», – это было совершенно точно.
Электричка растворилась за горизонтом. Сотрудники зайдут все сразу через две минуты, наверняка уже собрались в приемной и ожидают обозначенного шефом времени начала собрания.
Лев Николаевич прошел в примыкающий к кабинету зал для заседаний и занял свое место во главе большого овального стола.
Сев в удобное кожаное кресло, поставив локти на подлокотники из черного дерева и переплетя пальцы, он замер, глядя на часы, висевшие над дверью. Это была его излюбленная поза. Все, как всегда, шло по заданному кругу.
Глава 2. Сотрудники
Сотрудники зашли после объявления секретаря по селектору.
Заходила на первый взгляд разношерстая толпа, мужчины и женщины, различных возрастов, национальностей, цвета волос и оттенков кожи, в деловых костюмах различных фасонов и цветов. Всего семнадцать человек. Это был весь руководящий состав фирмы. Элита. Директора различных направлений деятельности фирмы, начальники отделов, топ-менеджеры, маркетологи и юристы. Кроме работы в этой фирме, их объединяла железная, практически воинская дисциплина. И отрешение от эмоций.
Лев Николаевич считал эмоции абсолютно не деловыми качествами. Лишней физиологической потребностью, чем-то вроде испражнений, которые допустимы, только когда никто этого не видит, поэтому собравшееся сообщество профессионалов не умело хмуриться и улыбаться, смеяться и кричать. Может, и умели, конечно, но где-то за стенами офиса, где это не считали слабостью и изъяном.
Все заняли свои места. Каждый положил под левую руку папку с рабочей документацией. Под правую – открытый для записей и отметок ежедневник. Все сидели, распрямив плечи и направив открытый взгляд на директора. Все знали, что сутулая спина и мутный взгляд будут оценены как непрофессионализм и отразятся в лучшем случае на премии, в худшем – на карьере.