Кольцевой разлом
Шрифт:
– Вера Николаевна, вы ведь знаете, что происходит в Москве? Знаете роль Виктора в этом?
– Догадалась, голубчик,- с достоинством ответила Вера Николаевна.
– То есть какую конкретно он там должность занимает, я, конечно, не знаю, но, должно быть, чем-нибудь командует...
– Почему вы решили, что командует?- сдержав смех, полюбопытствовал Ищенко.
– Но он и отсюда, от меня, постоянно давал распоряжения по телефону,- пояснила старушка.
– Звучало очень романтично, напоминало Бальзака и его "Историю тринадцати". А потом, у нас в роду вечно все мужчины чем-то командовали - в царской армии, у белых, у красных, у советских...
– Правильно,- кивнул капитан.
– И вот потому, что Виктор там главный, ему придется не раз выступить по телевидению. Предварительная договоренность об этом уже есть. Бандиты его увидят на экране, узнают в нем вашего родственника - или человека, который называл себя таковым - и сообщат в компетентные органы. А если они сами не сообщат, то это сделают агенты органов, которые
– Но наше родство по документам, наверное, уже нельзя установить,- пожала плечами Вера Николаевна.
– А сама я, конечно, от всего откажусь.
– Возможности органов гораздо шире, чем вы себе представляете,- заметил капитан.
– Вы можете сказать, что они не имеют права на вас давить из-за грехов вашего родственника, что сейчас не тридцать седьмой год, мы строим правовое государство и все такое. Но нынешние власти забывают о законе и в менее серьезных случаях, а здесь само их существование поставлено под угрозу из-за какого-то одного человека. Поэтому они пойдут на все, чтобы до этого человека добраться. Могут нанять любых подонков и действовать через них; могут привлечь таких же подонков в качестве свидетелей и пришить вам кучу статей - за укрывательство, за недонесение, даже за соучастие... Поэтому, может быть, вам стоит исчезнуть? Отправим вас, Вера Николаевна, в теплые края...
– Ну что за чушь вы говорите, Сергей!- возмутилась Вера Николаевна.
– Бегать от властей, в мои-то годы! И потом, вы меня и мое поколение недооцениваете. Думаете, мы этакие интеллигенты малохольные? Как бы не так! Я в свое время так научилась дурой притворяться, ваньку валять, что от меня и теперь толку не добьешься. Повозятся-повозятся со старухой да и перестанут..
– Как-то просто у вас все получается, Вера Николаевна,- покачал головой Ищенко. Старуха живо возразила:
– Ну а что они мне сделают? Пытать будут? Только время потеряют зря - я с 50 года боли почти не чувствую. Были причины, знаете ли... А если не пытать, то что со мной делать? Держать под замком? Ну и черт с ними - я и сейчас-то почти никуда не выхожу. Так что скажите Виктору, пусть за меня не беспокоится, действует, как считает нужным, а мне пусть даст дожить спокойно. И передайте ему, что я им горжусь.
Глаза старухи сверкнули такой залихватской удалью, что капитан отступился от нее, подумав:"Вроде и спокойная порода на первый взгляд, а бес у них в крови сидит - и у тетушки, и у племянника. Жаль, конечно, что не уговорил, Федорыч будет недоволен, но силком же ее из Москвы гнать?.." Словно прочитав его мысли, старуха заключила:
– Пусть Виктор себя не грызет, я остаюсь по своей доброй воле и отвечаю за все последствия.
Таким образом, капитану не пришлось ничего предпринимать для перевода тетушки на нелегальное положение, и в результате у него появилось свободное время до встречи с человеком, который должен был перебросить его обратно в Центр. Повинуясь своей неугомонной натуре, Ищенко решил посмотреть, что же будут предпринимать войска. Все происходящее казалось ему в большей степени демонстрацией силы и акцией устрашения, чем серьезной боевой операцией. Во-первых, со стороны правительства было бы очень глупо начинать боевые действия без всяких переговоров, и, во-вторых, после известных боев в Грозном бросать бронетехнику в город без поддержки пехоты против профессионалов, прекрасно оснащенных противотанковым оружием, было бы уж совсем глупо.
Однако в своих рассуждениях капитан не учитывал того обстоятельства, что войны сплошь и рядом разгораются стихийно. Он спокойно смотрел на приближавшуюся бронеколонну, во главе которой ползла зенитная установка "Шилка". Такие установки хорошо зарекомендовали себя в том же Грозном, в считанные секунды сметая огнем счетверенного 23-миллиметрового пулемета все, что появлялось на балконах зданий и в оконных проемах. Возглавляя колонну, "Шилка" выполняла, видимо, функции пехотного прикрытия, поскольку самого прикрытия не было видно. Ищенко подумал, что стремление воевать исключительно на колесах и на гусеницах у нынешних российских генералов имеет маниакальный характер, и особенно ярко это проявляется во время боевых действий в городских условиях. Капитан смотрел и размышлял, однако экипаж "Шилки", похоже, чувствовал себя далеко не так спокойно. Перед колонной, почти уже на самом Садовом кольце, возвышалось многоэтажное жилое здание, балконы которого были сплошь превращены в лоджии со второго этажа (на первом размещались магазины) до последнего двенадцатого. Рамы большинства лоджий были открыты, и оттуда высовывались головы зевак. На лоджиях средних этажей капитан заметил какое-то движение, однако не обратил на него особого внимания. Не так отреагировал экипаж "Шилки". Послышалась матерная брань, лязгнул захлопнувшийся командирский люк, взревел двигатель. Установка зачем-то дала задний ход, заставив притормозить шедший сзади танк, повернула башню на дом - и внезапно толпа вместе с Ищенко шарахнулась назад, оглушенная грохотом внезапно заработавшего счетверенного пулемета. Видимо, командиру померещился где-то на лоджиях гранатометчик, и сейчас "Шилка" обрушила на фасад дома шквал огня. На тротуаре происходящее осознали гораздо раньше, чем на балконах - рядом с Ищенко послышались
– Слышь, ты чего там увидел-то?
– Из гранатомета какая-то сука целилась,- взволнованно ответил зенитчик.
– Ну мы и дали.
– Да уж, вы дали,- протянул танкист.
– Ты уверен, что видел гранатомет?
– Да ты что?- обиделся зенитчик.
– Еще чуть-чуть, и пальнул бы, гад!
– Ну ладно,- пробормотал танкист и скрылся в люке. Через минуту, огибая передние машины, к пострадавшему дому помчалась боевая машина пехоты. Заложив вираж, она с разгону влетела на тротуар и затормозила перед разбитыми витринами. Открылись десантные люки, и десант пехотинцев с оружием наизготовку посыпался наружу. Пехотинцы, пригибаясь, вскакивали через витрины в помещения первого этажа, а БМП дала задний ход, задом пересекла улицу и там остановилась, задрав к провалам окон ствол пулемета. В промежутке между домами Ищенко заметил другую БМП, огибавшую злополучный дом сзади. За ней промелькнули фигуры солдат. Из колонны выкатилось несколько машин - они встали на той стороне проезжей части, которая до этого оставалась свободной, и нацелили орудия и пулеметы на дома по противоположной стороне улицы. То же сделали и машины, продолжавшие стоять в колонне. Взяв под прицел все здания, командир колонны высадил свою немногочисленную пехоту, и она двинулась к Садовому кольцу цепочками по обеим сторонам улицы, прижимаясь к стенам домов и держа под прицелом окна по противоположной стороне. Когда началась стрельба,толпа зевак почти полностью рассосалась - рядом с Ищенко остался стоять только пожилой мужчина с морщинистым обветренным лицом, в старом, но опрятном пиджаке и в рубашке без галстука. Недоуменно глядя на Ищенко прозрачно-голубыми глазами, мужчина произнес:
– А ведь не было там никакого гранатомета. Что этот сопляк говорит?.. Я как раз туда смотрел,- не было!
– Не было, отец,- со вздохом согласился Ищенко.
– Выходит, ошибка получилась,- сказал мужчина, и в голосе его прозвучала покорность. Он продолжал озадаченно глядеть на солдат, подбиравшихся к Садовому кольцу, и словно силился что-то понять. Ищенко почувствовал, что у него отчего-то перехватило горло, пробормотал "Бывай, отец" и зашагал прочь. В этот миг до его слуха донеслись далекие орудийные выстрелы.
На противоположной стороне Садового кольца Тавернье и Шарль упивались исключительно удобным расположением своего корпункта. Прочие сотрудники им не мешали - Тавернье по телефону приказал всем оставаться дома. С балкона было видно все, что происходило на перекрестке улицы, впадавшей в Центр с юга, и Садового кольца. С противоположной стороны, с другого балкона, можно было видеть суету офицеров, прибытие и убытие более высокого начальства, оценивавшего обстановку на месте, и маневры бронетехники, часть которой, найдя параллельные проезды, втянулась в них и по ним вышла на Садовое кольцо. Через некоторое время наступило затишье, нарушаемое лишь рокотом двигателей. Журналисты успели сварить кофе, сделали бутерброды и сидели в комнате на стульях возле открытого балкона, болтая о всяких пустяках - гадать о том, пойдут ли войска на штурм, начнутся ли переговоры и как долго они продлятся,им уже надоело.