Кольцевой разлом

Добрынин Андрей Владимирович

Когда генерал заявил, что найти выход из создавшейся ситуации способны только элитные части, полковник начал говорить об офицерском братстве, о мнении товарищей, о твердом решении коллектива, но умолк, увидев отвратительную гримасу генерала, который словно хлебнул уксуса.

– Может, хватит болтать, сынок?- кое-как разгладив лицо, интимным тоном спросил генерал.
– Про офицерское братство я много чего могу тебе рассказать, да неохота тебя расстраивать. Вам бы, элитным, гарнизонную лямку подольше потянуть, тогда бы поменьше было лишних разговоров... Ты что, идейный? Хочешь свергнуть правительство? Тогда почему ты еще здесь, а не там, за Садовым кольцом?

Полковник пробубнил затверженные фразы о недопустимости вмешательства армии, тем более ее элитных частей, в политические дрязги. Генерал пренебрежительно махнул рукой:

– Ладно, ты мне мозги не компостируй. По военной истории ты небось пятерку имел? Правильно, не может быть хорошего офицера без хорошего знания военной истории... Ну так помнишь, что Клаузевиц писал:"Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами". В какой работе? Правильно, "О войне". Ну так вот, раз ты военный, то куда же ты денешься от политики, если ты должен ее просто

продолжать иными средствами?- последние два слова генерал произнес с глумливой ухмылкой.
– Дело в другом: просто тебе и твоим ребятам неохота защищать нынешнее правительство и нынешнего президента...

Полковник хотел было возразить, но генерал выставил вперед ладонь:

– Постой, дай договорить. Чего ты испугался, чудак, мы же без протокола беседуем. Стало быть, насрать вам на правительство и на то, что с ним будет. Может, вы даже порадуетесь, если его скинут и притянут к суду,- я бы, например, очень порадовался,- и генерал обнажил желтые зубы, достойные Щелкунчика из сказки.
– Ну а эти террористы? Ведь вы не просто бездействуете - объективно вы им помогаете, а стоят ли они того? Если каждый вот так начнет захватывать столицу нашей Родины, что это будет за жизнь? В государстве должен быть порядок, пусть даже самый х....й, а тех, кто на него посягает, надо учить. Так что пусть даже во многом эти террористы правы, но за то, что они сделали, их надо наказать, чтоб другим впредь неповадно было. И если ты, полковник, вместе со своими людьми это сделаешь, то совесть тебя мучить не должна.

Генерал перевел дух и продолжал:

– Это что касается моральной стороны проблемы. Но я понимаю - одной моралью сыт не будешь. Так вот, сообщаю тебе, полковник, что есть еще и сторона материальная. За участие в операции от ее начала до полной ликвидации террористов я уполномочен предложить тебе,- полковник помедлил, чувствуя, как напрягся собеседник,- предложить тебе двести миллионов рублей наличными.

Полковник ожидал чего угодно, только не такой суммы. Величина вознаграждения сразу сбила его с заранее подготовленных позиций. В его голове промчались недостроенный домик на Волге, который можно будет достроить, машина, на ремонт которой не хватало денег и которую теперь наконец можно будет выкатить из гаража, дорогой лицей, в который можно будет отдать дочку... "А если убьют?"- произнес в душе полковника внутренний голос, прозвучавший, однако, как-то неубедительно. "Убьют, и хрен с ним,- ответил ему полковник.
– Не будет этой вечной головной боли о деньгах, о том, о сем..." Тем не менее полковник хотел было задать вслух тот же вопрос, но генерал, внимательно следивший за реакцией собеседника, опередил его:

– Если убьют, деньги получит жена. Но я надеюсь, что ты не позволишь себя убить. Мертвый ты мне не нужен. Половину сейчас, половину потом, но с условием: ты мне приводишь еще хотя бы двадцать человек. Для них вознаграждение составит по сто пятьдесят миллионов на брата, тридцать лимонов вперед. Договоров никаких не заключаем - сам понимаешь, никто не должен знать, что я набираю людей за деньги. Обманывать вас я не собираюсь - я еще жить хочу. Ну что, согласен?

Полковник хотел было сказать, что подумает, но слишком сильной оказалась боязнь упустить замаячившее благополучие, и он пробормотал:

– Да... Так точно, согласен.

– Ну и правильно, ну и молодец,- осклабился генерал.
– Хоть ты мне людей еще и не привел, но я тебе верю... Так и быть, получай.

Генерал, встал, открыл стенной шкаф и достал оттуда объемистый кейс. Щелкнув замками, он приподнял крышку, показал полковнику плотные пачки пятисоттысячных купюр и протянул ему кейс. Полковник взял увесистое сокровище, отдал честь, четко, по-уставному, повернулся и двинулся к двери. Уже на пороге он услышал благодушный голос генерала:

– Эй, кейс-то не забудь вернуть.

Отряд полковника Дубинина, составлявший сто отборных бойцов, быстро шагал по широкому, сухому, слегка покатому тоннелю "второго метро". Было приятно ощущать под ногами надежное покрытие - толстые доски, уложенные поперек рельсов. Отряд проходил пока тот участок пути, где на стенах через равные промежутки горели тусклые лампочки, в свете которых можно было видеть таинственные стальные или бетонные двери, причудливые сплетения проводов, темные галереи, уходящие в никуда. Однако бойцы не обращали на все это внимания: впереди их ожидал куда более сложный участок пути, который следовало пройти к определенному сроку. В одном из зданий на Старой площади, имевшем спуск под землю, оборудованный даже эскалаторами, их уже ожидали, однако не имелось стопроцентной гарантии, что эти сведения не просочатся к мятежникам. К тому же, судя по многим косвенным данным, мятежники неплохо разбирались в подземном лабиринте Москвы, и потому и полковник, и его люди были едины в стремлении поскорее пройти опасный путь, где их каждую минуту ожидало столкновение с врагом, рыщущим под землей. Рядом с полковником шагал проводник-диггер, рослый парень с невыразительным лицом и волосами, заплетенными на затылке в косичку. Полковник презирал эту нелепую моду, однако едва они спустились под землю, как он забыл и о своем презрении, и о всех земных чувствах. Имелась только задача, которую надлежало выполнить, и те люди, которые шли с ним, являлись одушевленными инструментами для выполнения этой задачи.

Отряд шагал не менее полутора часов. Полковник, перед внутренним оком которого постоянно маячила схема подземных коммуникаций, вопросительно взглянул на диггера, и тот невозмутимо кивнул в ответ. Пора было сворачивать с магистрального тоннеля в темный боковой. Негромко прозвучала команда, бойцы надвинули на глаза приборы ночного видения и, почти не замедляя шага, перестроились в более узкую и длинную колонну. Под ногами зашуршал влажный бетонный пол. Сквозь окуляры прибора полковник видел в бледном мерцающем свете тянувшиеся по стенам провода, боковые проходы, ниши и люки непонятного назначения. Порой дорогу пересекали движущиеся черные комки крыс. Через некоторое время запахло влагой и послышался отдаленный плеск. "Здесь срежем",- негромко бросил диггер и первым повернул в боковой проход. Вскоре в люке тускло замерцала бегущая вода речки, еще в прошлом веке убранной под землю. По металлической лесенке полковник вслед за диггером спустился в русло и побрел вперед по колено в воде. За его спиной громыхали

ступени лесенки - это спускались в русло бойцы отряда. Полковник брезговал вдыхать полной грудью сырой воздух подземелья, пропитанный гнилостным запахом. Перспективу тоннеля застилали испарения, казавшиеся в окулярах прибора колышущейся серебристой дымкой. Подошвы сапог порой то скребли по камню, то взрывали илистые наносы, то ступали по чему-то подозрительно мягкому. Полковник запрещал себе думать о том, что он сделает на полученные двести миллионов - "чтобы не сглазить",- однако мысли его против воли снова и снова возвращались к этому приятному предмету. Он, разумеется, не знал ни о разговоре Корсакова с Ищенко, ни о совещании, которое Корсаков затем провел с командирами отрядов, отвечавшими за оборону подземных коммуникаций. Не знал он также и о многочисленных дублировавших друг друга датчиках - инфракрасных, ультразвуковых, СВЧ- и сейсмодатчиках, реагирующих на движение и на сотрясение пола тоннелей под человеческими шагами,- расставленных на стенах тоннелей и проходов и давно уже своими сигналами обозначавших продвижение его отряда. Разведгруппы правительственных войск, спускавшиеся под землю, не смогли обнаружить эти датчики, поскольку и сами устройства, и соединявшие их с центром провода были тщательно замаскированы, а порой и убраны в толщу полов и стен. Не знал полковник и о многих километрах телефонного провода, протянутого под землей и соединявшего рассредоточенные боевые группы восставших друг с другом и с командованием. Не знал он, наконец, о тех не обозначенных ни на каких схемах многочисленных проходах, пещерах, расщелинах, которые уже миновал его отряд: в некоторых из этих укрытий сидели часовые, провожавшие отряд полковника настороженными взглядами, а затем спешившие обходными путями сообщить о его появлении. Ни полковник, ни генерал Кабанов не предполагали, что мятежники начали обживать подземелья за несколько месяцев до своего выступления и потому ориентировались в них куда лучше противника. Корсаков с самого начала рассматривал подземные коммуникации как поле возможного боя и мог быстро наметить пути охвата вражеских отрядов и атаки их с разных сторон, в какой бы точке своего движения они ни находились. Для генерала Кабанова тоннели являлись лишь каналом переброски подкреплений в центр города, и потому в чисто боевом отношении под землей он изначально проигрывал мятежникам, поскольку не мог обезопасить свои отряды с флангов и тыла на протяжении всего перехода - слишком долгим был этот переход. Генерал не знал, насколько плотно освоено восставшими подземное пространство, и полагал, что быстрый бросок по кратчайшему маршруту скорее всего пройдет без осложнений, а при возникновении случайных стычек его профессиональные бойцы сумеют защитить себя. Так же полагал и полковник, а между тем его отряд неотвратимо залезал в мешок, оставив с флангов вражеские боевые группы и приближаясь к заминированному участку тоннеля, где его ждал сильный заслон. Еще одна боевая группа пристроилась отряду полковника в хвост и преследовала его на почтительном расстоянии, пользуясь указаниями постов, - эта группа должна была встретить и добить отступающих.

Ничего этого полковник не знал и оставался совершенно спокоен. Однако когда тоннель начал постепенно поворачивать вправо, он приказал отряду замедлить движение и выслал вперед, к повороту, передовой дозор. Именно за этим поворотом отряд должен был подняться в правый боковой проход и по нему дойти до тоннеля, подводившего уже непосредственно к намеченному объекту на поверхности. Разгребая сапогами воду, дозорная группа направилась вперед, а остальные бойцы присели на корточки, держа оружие наизготовку. Темные фигуры идущих скрылись за плавным изгибом поворота. Томительно тянулось время. Внезапно в окулярах полковника все высветлилось почти до полного исчезновения, и в тот же миг страшный раздирающий грохот едва не сбил его с ног. С потолка посыпались куски кирпича, с частым плеском падая в воду. "Может, кто-то просто на мину напоролся",- подумал полковник, однако раздавшаяся за поворотом автоматная очередь и сразу после нее - предсмертный вопль развеяли эту надежду. На повороте, словно зловещие мотыльки, забились голубоватые вспышки пулеметного огня, и в то же мгновение тоннель наполнился грохотом пальбы и разрывов гранат. Прямо к ногам полковника молча рухнул ничком в воду один из его бойцов. С треском и шипением граната взорвалась в воде, другая вонзилась в стену и хлестнула оттуда осколками по отряду, третья взорвалась, угодив в человека и одновременно со вспышкой разорвав его на куски. Люди валились один за другим, как кегли в кегельбане, и непрестанная пальба покрывала их вопли и брань. Однако люди полковника не так легко поддавались панике - даже в тоннеле, где некуда было спрятаться, они ложились за тела погибших товарищей и открывали ответный огонь. Полковник и сам плюхнулся в воду и из-за трупа своего бойца выпустил очередь по вспышкам. Теперь он видел, что стреляют из сводчатого устья бокового прохода, темнеющего на левой стороне уходящего вправо тоннеля - как раз на самом внешнем изгибе поворота. Получше прицелившись, полковник выпустил еще одну очередь. Послышался приглушенный вопль, и вспышки погасли, но не успел полковник приподняться, чтобы осмотреться на поле боя, как они тут же замигали вновь. Полковник не думал, что стреляли именно по нему - его автомат был приспособлен для ведения бесшумной и беспламенной стрельбы, и засечь его в том аду, который царил в тоннеле, было нелегко. Однако тоннель имел небольшой уклон к повороту, и те, кто стрелял по залегшему отряду из находившихся на повороте укрытий, мог бить просто наугад - лежавшие бойцы были практически беззащитны, и пуля рано или поздно находила свою жертву. Никто не мог сообразить, что делать - от раздиравшего слух грохота гранат, от молотившего по барабанным перепонкам грохота пулеметных очередей все ошалели и отстреливались чисто инстинктивно, как огрызается затравленный зверь. Полковник потряс за плечо лежавшего рядом бойца с гранатометом за спиной и заорал ему в ухо:

– Вдарь из гранатомета по вспышкам! Как погасишь их - сразу вперед, а то всех перебьют! Передай ребятам!

Боец кивнул, повернулся и что-то закричал тем, кто залег рядом с ним. Затем он снял со спины гранатомет, поднялся на одно колено, но тут же бессильно выпустил оружие из рук и тяжело повалился на бок. "Готов",- подумал полковник, хорошо знавший, как падают люди, убитые наповал. Он приподнялся и заорал, срывая голосовые связки:

– Огнеметчики, вы где, живы? "Шмель", работай по повороту! Всем работать по повороту! Гасите их там,и вперед! Вперед - здесь всем хана!