Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
— А самого Петрухина видал? — спросил Димитрий.
У гонца по всему лицу улыбка.
— Видал, парень, видал.
— Ну что, как?
— Молодец. Плечища — во-о, не меньше Ивановых будут, — кивнул гонец на Бодрых, — бородища черная — во-о, взгляд сурьезный, прямо Ермак Тимофеич!
— Говорил ты с ним?
— Говорил. Бунтуем, говорю, а за главного у нас товарищ Киселев…
— Ну, ну? — не терпит Димитрий.
— Слыхал, говорит, да все сомневался, тот ли, которого я знал.
— Тот
Киселев взволнованно подошел к гонцу и крепко поцеловал его в запутавшиеся в волосах губы. Волнение Димитрия передалось мужикам. Наиболее нетерпеливый Петр Молодых стукнул по столу.
— Товарищи, выручать надо Петрухина!
— Конешно, вместе и нам будет легче.
— Да, да, товарищи, — сказал Димитрий, — мы немедленно выступим на соединение с Петрухиным. Мы поднимем по дороге к нему всех, кто еще не поднялся. Готовьтесь в поход!
На рассвете из Сизовки выступил конный полк Максима. За Максимом — полк Ивана Бодрых, за Бодрых — Лыскин Яков с полком, Петр Молодых с полком. Сзади отряда по жесткой дороге погромыхивала батарея товарища Короткова.
Пришел в село Украинку отряд польских гусар.
Вызвал начальник отряда председателя волостной земской управы Федора Чернышева, осмотрел его с ног до головы.
— Ты председатель?
— Точно так, ваше благородие.
— Доставить провизии на четыреста человек.
У Федора Чернышева сразу живот схватило. Ну-ка, на четыреста человек.
— Ваше благородие…
Начальник показал Федору Чернышеву нагайку, молча помахал ею в воздухе.
— Видал? Ступай!
Потоптался Федор на месте, помял шапку в руках, глубоко вздохнул и вышел.
Что делать? Где на четыреста человек провианту достать. Не достанешь, сожгут поляки деревню, хуже будет. Да, помирай, а делай.
И Федор отправился делать…
Утром поляки ушли…
В этот же день, в полдень, в Украинку вступили чехи.
— Вызвал чешский начальник, капитан Палечек, Федора Чернышева к себе.
— Ты председатель?
— Я.
— Через два часа на пятьсот человек провизии.
У Федора со страху опять резь по всему животу.
— Ваше благородие…
Капитан Палечек подошел к Федору, с холодным любопытством посмотрел ему в лицо ясными голубыми глазами. Неторопливо отстегнул кобуру револьвера, чуть дотронулся до рукоятки и тихо, выразительно сказал:
— Через два часа. Понял?
Федор Чернышев вздохнул.
— Понял.
Повернулся и вышел.
Пять минут Федор шел до своего дома, пять минут просидел на заднем дворе, пока не успокоился живот, полтора часа бегал по мужикам. Грозил, упрашивал.
— Черт с вами, мне не больше всех надо. Плюну на вас, лешаков, да уйду к сизовским.
Через два часа к волости везли солонину, гнали баранов.
Наутро чехи оставили Украинку…
К вечеру в село входил русский отряд. Собрался Федор Чернышев в волость, тяжело вздохнул:
— Ну, паря, и нам бунтовать. В разор разорят мужиков.
…Вернулся Федор домой, — полна изба солдат.
— Примай гостей, хозяин.
— Что ж, хорошим людям завсегда рады.
Хитрый человек Федор. Успел узнать — куда солдат гонят, а еще хочется допытаться. Сел на лавку, поясок на рубахе поправляет, лениво скребет под мышками. Спрашивает, будто нехотя.
— Куда гонят?
— На большевиков.
— Где они здесь, большевики, не слыхать ровно-ка.
— А кто их знает — где. Будто на железной дороге, а где эта дорога, мы и сами не знаем.
— Не здешние, однако, сами-то?
— Не здешние, иркутские, которы енисейские.
— Дальние, значит?
— Дальние.
— Из крестьян?
— Крестьяне.
— Та-ак. На железную дорогу, значит. Кто же это там бунтует?
— Петрухин, говорят, какой-то появился. Вот его и идем усмирять.
— Петрухин? Вон оно какое дело! Что ж, видно, много у него народу, целая армия вас на него.
— Не знаем. Должно, много.
Федор путается пальцами в черной седеющей бороде, тяжело вздыхает.
— Крестьяне, значит. Та-ак. Разор нашему брату выходит. Кто ни дерется, все мужики в ответе. Вот теперь поляки прошли нашим селом, чехи прошли, сколько скотины одной порешили. Теперь вот вы пришли, вам вдвое больше понадобится. Вас, ровно-ка, больше народу.
— Да, целый полк нас.
— Ну вот. А кто нам заплатит, с кого убытки искать.
Широкое лицо Федора спокойно, голос глухой и негромкий, а глаза упорно сверлят солдат.
Солдатам неловко под пронизывающими глазами Федора и его двух сыновей. Сочувственно вздыхают.
— Где уж сыскать…
…Вышел Федор на двор, за ним оба его сына.
— Вот че, ребятки, сизовский отряд, говорят, недалеко.
— Слыхали.
— Сказать бы, что войско на Петрухина идет видимо-невидимо.
— Сказать надо бы.
— Не съездить ли вам, ребятки.
Парни молча переглянулись и в один голос ответили:
— Съездим.
Максим с десятком всадников далеко опередил свой полк. Выехали на пригорок, остановились. Максим поднес бинокль к глазам, обшаривает степь. А степь широкая-широкая, глазом не окинешь.