Колчаковщина (сборник)

Дорохов Павел Николаевич

Рыжебородый торопливо закрестился.

— Ваше благородие, вот как перед богом…

— Ну?

— Не виноват.

Полковник придвинулся вплотную к человеку, нагнулся к самому лицу его и тихо, почти, шепотом:

— Помогал?

— Нет, как перед истинным…

— Значит, сами делали?

Сторож сдернул с головы фуражку, вытер рукавом рубахи вспотевшее лицо.

— Никого не видал, ваше благородие, как перед истинным…

Полковник опустил фонарь и сказал негромко:

— Повесить!

Повернулся

и пошел.

Сторож рванулся за полковником:

— Ваше благородие!

Сзади крепкие руки схватили сторожа.

— Братцы, четверо ребят…

Рыжебородый бился в дюжих руках, всхлипывал, как маленький, обиженный ребенок. Вдруг стих, опустился на землю и сказал виновато:

— Я посижу, устал я, братцы.

Поручик, молча стоявший возле кучки солдат, вдруг как бы очнулся. Зябко дрогнул плечами, повернулся и побежал. Вошел в офицерский вагон, сел на свое место.

— Ну, что там?

— Что с вами, поручик, на вас лица нет?!

Все сразу уставились на поручика. Тот с трудом разжал спекшиеся губы, насильно улыбнулся.

— Пус… тяки… Там человека вешают… П… путь разобрали.

— Ну и черт с ним, пусть вешают. Ваш банк, капитан, пожалуйста.

Казначей вдруг поднялся из-за стола и, ни на кого не глядя, глухо сказал:

— Я пропущу свой банк. Я сейчас вернусь.

Медленно передвигая ногами, пошел из вагона. Вышел на площадку, вдруг засуетился, торопливо спустился на насыпь и кинулся к паровозу. Под тяжелым телом капитана хрустели гальки. Кто-то шел навстречу.

— Где вешают? — не останавливаясь, крикнул капитан.

— Вон на телеграфном столбе.

Шагах в двадцати впереди паровоза мелькали огоньки, слышались сдержанные голоса. Капитан побежал по шпалам. В кучке солдат метался рыжебородый человек.

— Братцы, не виноват я!

Солдаты старались не замечать сторожа, сдержанно и деловито разговаривали.

— Братцы, не виноват я!

— Да замолчи ты, черт! Всю душу вымотал. Стукну вот прикладом!

Солдат замахнулся ружьем.

Сторож сел на землю и тихо, по-собачьи, заскулил.

— Иззяб я, братцы, одеться бы…

Солдат, только что замахнувшийся ружьем, снял с себя шинель и накинул ее на рыжебородого.

Двое возились у телеграфного столба и прилаживали веревку.

— Ну-ка, Иванов, попробуй, будет, што ль?

Солдат вскочил на стоявшую у столба скамейку, ухватился рукой за веревочную петлю, потянул к себе, примерил.

— Вот так, ладно. Закрепляй.

— Готово!

Солдат спустился со столба.

Двое подошли к сидящему на земле сторожу.

— Ну, будет скулить, вставай!

Взяли под руки, подвели к столбу.

— Полезай на скамейку… Ну, что тычешься, как щенок слепой, вот скамейка.

— Сейчас, братцы, оденусь только, иззяб я.

Сторож всунул левую руку в рукав шинели и беспомощно тыкался правой, нащупывая другой рукав. Солдат поймал сторожеву руку.

— Вот рукав, суй сюда.

Сторож натянул на плечи немного узковатую шинель, ухватился за телеграфный столб, поднял правую ногу на скамейку, попробовал поднять левую.

Беспомощно оглянулся на солдат.

— Братцы, подсобите, ослаб я.

Двое помогли сторожу влезть. Один прыгнул на скамью рядом со сторожем, накинул ему на шею петлю, затянул. Сторож почувствовал на своей шее веревку, заметался, закрутил головой. Судорожно ухватился за стоящего рядом солдата, хрипнул:

— Братцы!

Солдат сильно дернулся, спрыгнул наземь, вышиб скамейку из-под ног сторожа…

В кучке солдат, окружавшей столб, кто-то ляскнул зубами, кто-то вздохнул…

…Десять минут казались капитану бесконечными.

— О черт, скоро, что ли?

— Рано, господин капитан.

— Кто-то из темноты посоветовал:

— Можно за ноги дернуть.

Капитан быстро обернулся на голос и нетерпеливо приказал:

— Иди дерни!

К столбу подошел невысокий кривоногий солдат, взял повешенного за ноги, нагнулся всем туловищем вперед, сильно дернул.

— Теперь можно снимать, господин капитан.

Солдат исчез в темноте.

— Снимайте скорее.

Капитану казалось, что все делается слишком медленно. Схватил валявшуюся на земле скамейку, поставил у столба. Кто-то из солдат вскочил на скамью, нащупал руками веревку, на веревке узел.

— Ничего не сделаешь, надо обрезать, господин капитан, крепко затянуто.

— Нож, дайте нож! — крикнул капитан. — О черт, у кого из вас нож?

— Есть, господин капитан!

Офицер вырвал у солдата нож, легко вскочил на скамейку, ухватился левой рукой за веревку, правой стал резать. Тело повешенного с глухим стуком упало на землю. Капитан соскочил наземь, нагнулся над трупом, нашел конец веревки, отрезал от нее кусок в четверть длиной. Торопливо сунул отрезанный кусок в карман, бросил нож и побежал.

Когда добежал до своего вагона и влез на площадку, вынул платок, отер потный лоб, постоял немного. Пройдя в купе, вынул все деньги из сундучка, вышел к играющим.

Взволнованно дождался своей карты.

— Ва-банк!

Крепко стиснул в кармане кусок веревки. Правой рукой накрыл карты.

— Смотрите ваши карты, капитан.

Задрожавшими пальцами капитан приоткрыл конец верхней карты. Побледневшим лицом глянул на капитана рыжебородый король червей. Вот-вот раскроются перекошенные страхом губы рыжебородого.