Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
На рассвете из города со стороны вокзала донеслись выстрелы. Через пять минут нервно дребезжал телефон:
— Чехи перешли реку. Идет бой за обладание вокзалом. Отступайте в город.
На одно мгновение густой серой пеленой задернуло сознание. Ярко вспыхнувшее слово в клочья разорвало пелену и раскаленными буквами врезалось в мозг:
— Погибли!
В тупой ноющей боли сжалось сердце, глянула тоска из поблекнувших глаз. Юрасов медленно-медленно отошел от телефона. Неторопливо вынул из кармана новую
Устало тянулись по узким слободским улицам. Мутные бельма окон пугали угрюмой настороженностью. В серых придавленных домишках скупщиков хлеба и содержателей постоялых дворов чудился притаившийся враг.
Мутно блеснула река. У берега покачивались лодки. Невольно ускорили шаг. Когда до берега оставалось десятка два сажен, над головами со свистом пролетел снаряд. Люди бросились к лодкам, опрокидывали друг друга, падали в воду.
Юрасов кинулся вперед.
— Товарищи, полное спокойствие! Вперед неплавающие! Не перегружать!
Увидал возле Берту.
— Берта, садитесь!
Берта покачала головой.
— Я подожду лодок назад, я умею плавать.
К Юрасову и Берте подошел Лукин.
— Надо плыть, лодок назад мы не дождемся.
— Да. Плывите с Бертой. Раздевайтесь, Берта!
Чуть обжег стыд перед мужчинами, когда осталась в одной рубашке.
— Бросайте все! — сердито сказал Юрасов.
Лукин спокойно разделся, связал всю одежду в узелок, привязал на спину и в несколько взмахов очутился возле Берты.
В свисте и грохоте неслась над измученными людьми смерть.
В самую гущу лодок ударил снаряд. Люди прыгали с лодок, бросались вплавь. Бессильно взмахивали ослабевшие руки, кружились поплавками круглые стриженые головы и исчезали в мутной холодной волне.
Лукин держался в нескольких шагах от Берты. Иногда подплывал ближе.
— Плывете, товарищ?
— Плыву.
Вдруг острой судорогой прокололо ноги. Будто в самое сердце просочилась ледяная волна. В глазах Берты метнулся страх.
— Товарищ!
Лукин в два взмаха очутился рядом.
— Держитесь за меня!
Через несколько минут были у берега.
Лукин снял со спины узелок с одеждой, протянул Берте свое верхнее платье.
— Одевайтесь!
Сам отвернулся и стал надевать нижнее белье на мокрое посиневшее тело.
Улыбчиво подал Берте руку.
— Ну, теперь ступайте, товарищ, а я себе одежду доставать пойду.
Поднялся выше к амбарам, осмотрелся кругом. Из-за угла амбара выглядывал человек в сером пиджаке. Лукин быстро направился к амбару. Человек юркнул за угол.
— Эй ты, стой!
В два прыжка нагнал человека, схватил за шиворот.
— Стой, тебе говорят! Скидай пиджак!
Человек взвизгнул.
— Не дам!
Взметнул рыжей козлиной бородкой, крепко ухватился за полы пиджака. Лукин с суровым любопытством посмотрел человеку в зеленоватые бегающие, глазки и тяжелым волосатым кулаком деловито ударил его по зубам.
— Раздевайся!
Человек выпустил полы пиджака, сел на землю и, молча сплевывая кровяную слюну, стал раздеваться.
Лукин напялил на себя немного тесную одежду и быстро зашагал в гору.
За окном светлеет. Ночная тьма тревожно жмется к углам комнаты, прячется, как побитая собака, под столом, под стульями.
Роман стал одеваться. Захотелось пройти на Волгу, переправиться на тот берег. Часто делал так прежде, когда мучили проклятые вопросы и когда хотелось побыть одному. Ложился на желтый песчаный берег лицом вверх, смотрел в голубое небо, — хорошо думалось.
На улице охватило утренней прохладой. Шли редкие прохожие. Спешили к базару желтолицые хозяйки, тарахтели ручные тележки.
Когда подходил к Дворянской, в Заречной слободке грохнул орудийный выстрел. Где-то совсем близко заколотил пулемет, затрещали частые ружейные выстрелы. К сердцу подкатила волна давно, не испытанного чувства, сжала в комочек тело, заставила задрожать колючим ознобом.
— Неужели пришли?
Бросился на выстрелы. Только это и знал, — надо скорее, может быть, будет нужен. От реки бежали растерзанные полураздетые люди, мокрые, грязные. Попадались голые.
Кинулся к полуголому человеку.
— Товарищ, в чем дело?
Бегущий остановился. Широко открытый рот с шумом выдыхал воздух. Как у загнанной лошади поводило бока.
Чуть повернул тяжелый пересохший язык:
— Чехи!
Роман побежал дальше.
По улице затенькали пули. Кое-где посыпались со звоном зеркальные стекла магазинов, запылило отваливающейся от стен штукатуркой, частым градом застучала по железным крышам картечь.
Из-под горки, от реки, выбежала кучка красноармейцев. Рассыпались по улице, прятались за каждой тумбой, водосточной трубой, за выступом стены. Отстреливались, вскакивали, быстро перебегали на другое место, опять прятались за выступы и тумбы и вновь стреляли, пока винтовка не падала из рук.
Роман прижался за выступом стены у железных решетчатых ворот. Мимо один за другим пробежали красноармейцы. В десятке шагов от Романа один споткнулся. Глухо звякнула винтовка. По серому асфальту поползло большое темно-красное пятно.
Красноармеец приподнялся на руках, тоскливыми глазами повел по пустой широкой улице.
— Братцы!
У Романа острой судорогой перехватило горло. Под тоскующим взглядом красноармейца заныло сердце. Вдруг стремительно выпрямился, в два мощных прыжка подскочил к истекающему кровью.