Кольцо богини
Шрифт:
Он еще говорил что-то об аспирине и бязи, о вагонах с хлебом и сахаром, но Александр не слушал его больше. Неверной рукой он вытащил последний червонец, бросил его на стол и пошел к выходу.
Слышны были мелодия фокстрота, звон посуды и смех накрашенных дамочек. Было в этом веселье что-то надрывное, почти сумасшедшее, напоминающее пир во время чумы.
А в голове упорно, снова и снова звучал тонкий детский голосок: «Дядя, ты хороший! Приходи к нам еще…»
«На следующий день я уволился из „мофективной“ секции и вскоре устроился работать учителем истории в школу-коммуну имени Карла Либкнехта — ту самую, что мы ездили осматривать тогда».
И опять — все было, было и было… В «развеселые
А тут еще бывшая государственная собственность оказалась без хозяина! Все они бодро принялись «приватизировать» и делить между собой сладкие куски — кто сколько успел урвать. Понятно, что такой дележ не мог быть бескровным — и вот вам криминальные войны. Никто не знал, доживет ли до завтра, и вот — сумасшедший разгул с битьем посуды, зеркал, мебели и друг друга. Большие деньги, свалившиеся в одночасье, не могут привить человеку ни стиля жизни, ни общей культуры, ни даже вкуса к красивым вещам — и вот вам «новые русские» из анекдотов, в малиновых пиджаках, с инкрустированными бриллиантами сотовыми телефонами и пудовыми золотыми цепями на бычьих шеях.
Но, как говорил великий Ломоносов, «если что-то где-то прибыло, значит, что-то где-то убыло». И в самом деле — безудержная, сумасшедшая роскошь всегда оплачена чьей-то нищетой. Сколько детей оказалось на улице за эти годы? Пожалуй, после гражданской войны — и то меньше было! И если тогда редкие энтузиасты еще пытались как-то цивилизовывать беспризорную братию, чтобы вырастить из них достойных членов общества (какого общества, это, конечно, вопрос, но ведь пытались же!), то теперь всем абсолютно безразлично, что будет с этими детьми — даже людям, в чьи непосредственные обязанности входит о них заботиться. Разве что иногда кто-нибудь из высоких чиновников, проезжая на бронированном «мерседесе», вдруг заметит из окошка копошащиеся отбросы общества и ткнет перстом указующим — непорядок, мол! Разобраться! И идет бумажный поток, взрослые дяди и тети создают комитеты, заседают в них, принимают какие-то программы, требуют финансирования… Деньги эти, кстати, «осваиваются» артистически — если посчитать, каждого детдомовца можно кормить ананасами, обучать иностранным языкам и бальным танцам и вывозить на отдых на Канарские острова. Как говорится, главное — прокукарекать, а там хоть не рассветай.
И пока мудрые люди ломают голову над тем, как решить проблему, выброшенные дети живут своей, невидимой для благополучных граждан жизнью — таскают ящики где-нибудь на рынке, воруют, попрошайничают, ночуют в подвалах, нюхают клей или что там еще…
Зато есть чем гордиться — в списках самых богатых людей мира появились фамилии наших соотечественников! И прикормленные социологи, журналисты, психологи рьяно принялись обслуживать запросы «новой элиты». Максиму неоднократно приходилось слышать ставшее уже расхожим мнение о том, что ничего особенного, собственно, не происходит — просто период первичного накопления. И пусть, мол, теперешние «капитаны капиталов» начинали свой жизненный путь в качестве фарцовщиков, перепродавая американские джинсы и жвачку, или «братков» с бритыми затылками, а жены их — модели, манекенщицы, третьесортные актрисульки, «мисски» с конкурсов красоты, а иногда и бывшие проститутки — не прочитали за свою жизнь ни одной книги и, несмотря на все потуги
Мол, все это ничего, пройдет время, они цивилизуются, приобретут известный лоск, поймут, что Моцарт — это не только конфеты, научатся есть ножом и вилкой, не чавкать и не отрыгивать за столом, отправят своих детей учиться в Гарварды и Кембриджи, и они-то станут первым поколением цивилизованной элиты в России…
Все эти рассуждения выглядят вполне логично и убедительно — на первый взгляд. Как говаривал Семен Иваныч, в прошлом — капитан уголовного розыска, а ныне — начальник службы безопасности в издательском холдинге «Редан-пресс», с которым Максим уже давно и плодотворно сотрудничал, «это вряд ли!». Хотя бы потому, что первое поколение капиталистов новой России, судя по всему, станет и последним… Странно, но словно рок какой-то преследует «новых русских» — с детьми им, как правило, не везет. Почему-то «золотая молодежь» стремится не постигать тонкости менеджмента, финансово-кредитных отношений и международного права, чтобы потом вливаться в семейное дело и строить светлое капиталистическое будущее, а упорно желает нюхать кокаин, глотать экстези и отвязываться в ночных клубах.
Отцы были хищниками, рвущимися к деньгам и власти, чтобы успеть, ухватить, попасть из грязи в князи, чтобы после холодной коммуналки, а то и барака, осклизлой колбасы, дешевой водки — и коттедж с башенками, и ананасы с крокодилами, и пальмы где-нибудь на Майорке… Чтобы можно было встать Во весь рост и крикнуть: жизнь удалась! Удалась, бля… Смотрите все!
А детям повезло меньше. Их уделом стали самоубийства, наркомания, гомосексуализм или просто холодное равнодушие, когда вроде бы уже все есть и хотеть больше нечего, а значит — и жизнь не мила. Как будто чья-то неумолимая рука карает их за грехи отцов, что рвались к власти и богатству через трупы и слезы, не считаясь ни с какими средствами…
Правда, в последние годы колоритные бизнесмены, добившиеся всего собственными силами, и вовсе отошли на второй план. Их место заняли люди с холодной головой, горячим сердцем, чистыми руками… И пустыми глазами, в которых не светится ничто человеческое. Профессиональная подготовка, наверное, сказывается.
Только суть дела от этого не изменилась. Никто почему-то не задается вопросом, как это получается, что скромный правительственный чиновник носит галстук, который стоит как три его зарплаты, а начальник налоговой инспекции ездит на машине, накопить на которую смог бы лет за сто беспорочной службы! Даже говорить об этом вслух как-то неприлично.
Вот как раз вчера, обедая с Лехой в его любимом «Беликаре», Максим услышал примечательный разговор двух солидных господ за соседним столиком. Один длинно жаловался, что никак не пройдет согласование в Москомимуществе. Все бумаги уже собрали, дело на мази, но вот один чиновник уперся — и ни в какую.
Его собеседник, утирая губы салфеткой, посоветовал:
— Надо было денег дать.
— Так пробовали! Каких только подходов не искали — глухо, как в танке! Не берет, и все тут.
— Как это — не берет? — На лице собеседника отразилось искреннее недоумение. — Совсем? А как же он тогда живет?
«Учительствовать мне пришлось совсем недолго — всего полтора месяца. Я только-только начал осваиваться с новыми обязанностями, стал привыкать к детям, пытался рассказывать им о прошлом интересно и ярко, чтобы разбудить присущее юным стремление к познанию… И — как награда мне! — порой мелькала в глазах моих учеников та божественная искра, что когда-то привела меня к поискам Золотого города.
Но, видно, не судьба… Помешал арест».
В ту ночь их разбудил стук в дверь — грубый, настойчивый… Александр натянул брюки и пошел открывать, недоумевая про себя, что понадобилось этим людям среди ночи, — и тут же отступил, увидев людей в форме.