Кольцо Харона
Шрифт:
Директор перестал мерить шагами свой кабинет и с глубоким вздохом присел на край стола.
— Выясните это. Простите меня за нарушение правил, доктор Бергхофф, но я приказываю вам найти объяснение всему этому… — Он провел ладонью по лицу и сгорбился. Перед подчиненными теперь был пожилой, смертельно уставший человек, находившийся на пределе своих сил. Сердитый директор превратился в испуганного и измученного старика; внезапное превращение было поразительно. — В вашем распоряжении вся Станция, любое оборудование, — глухим, сиплым голосом добавил Рафаэль.
Видимость силы и власти разрушилась на глазах сидевших в кабинете людей. Этот человек страдал так же глубоко, как они. «Он долго держал себя в руках, — поняла Сондра, — но сейчас мужество и выносливость изменили ему».
— А теперь, — сказал доктор Рафаэль, — если вы не возражаете, я оставлю вас. Мне нужно отдохнуть.
Не говоря больше ни слова, он встал и удалился. Сондра наблюдала за ним и думала, как она его недооценивала. За его напыщенностью скрывалось столько храбрости, самообладания, спокойного ума. Ее представление о Рафаэле оказалось карикатурой на него настоящего, но ей пришло в голову, что он сам был отчасти виноват в своей ошибке, потому что обыкновенно прятал себя настоящего под своей собственной карикатурой. Он так часто и так старательно играл роль надутого эгоиста, что в конце концов все поверили, что он и есть надутый эгоист. Сондра закрыла глаза и потерла лоб рукой. Теперь все это неважно.
Сондра повернулась к Ларри. Этого человека она тоже едва знала. Он не меньше других был потрясен и удручен случившимся. Рафаэль поставил несколько ясных и нужных вопросов, а правильно поставленный вопрос — это уже полдела. Чем ответит Ларри?
— Ларри, — мягко сказала Сондра, — Земля пропала. Что делать?
— Она не пропала, — уставившись в ковер, зло ответил Ларри. — Она не пропала.
«Он еще тешит себя иллюзиями», — подумала Сондра.
— Ларри, я хотела бы, чтобы она не пропала, но она пропала. Земли нигде нет.
Ларри резко поднял на нее сверкающие глаза.
— Я знаю, — сказал он. — Но она не уничтожена.
Сондра беспомощно посмотрела на доктора Уэблинг. Но к той вообще обращаться было бесполезно — Уэблинг находилась в состоянии прострации и было похоже, еще долго не сможет прийти в себя. А ведь она здесь почти ни при чем. Сондра и Ларри воспользовались ее совершенно невинным опытом и разрушили родную планету. Из-за них фамилия Уэблинг войдет в историю рядом с их именами, а их-то уж точно потомки назовут Геростратами. Сондра чувствовала, что у нее голова идет кругом, мысли скачут от одной темы к другой. История? Кого это сейчас волнует? Будет ли после этого вообще какая-нибудь история? Смогут ли уцелевшие поселения на Марсе, Луне и других планетах и спутниках обеспечить себя и выжить без Земли? А что если с ними произошло то же, что и с Землей?
Неопределенность. Вот отчего ноет ее сердце. Вот почему все так срочно, вот почему Рафаэль сразу же засадил их за работу. Но неопределенность — это еще не конец. Нужно быстро разгадать загадку и защитить хотя бы то, что осталось от человеческой цивилизации. Поэтому Ларри должен посмотреть правде в глаза — он с его быстрым умом и научной хваткой вероятнее всех найдет ответ. Нельзя ждать, пока пройдет его потрясение.
— Ларри, Земля на самом деле пропала. Погибла. Уничтожена. И мы должны понять, почему, прежде чем то же самое произойдет со всей Солнечной системой. Земля пропала. Согласись с этим.
— А где обломки? Где остаточное тепло? — спросил Ларри. — Нельзя разрушить планету, не оставив следов. Вещество и энергия неуничтожимы. Если масса Земли каким-то образом мгновенно обратилась в энергию, вспышка самое меньшее расплавила бы Луну. Отсюда это было бы похоже на второе, недолговечное Солнце, и нас, возможно, убило бы радиацией после ядерного взрыва. Если бы Земля просто разрушилась, остались бы осколки. Масса Земли была и есть, да, и эта масса больше массы ста Поясов астероидов, а мы ведь можем с точностью обнаружить Пояс астероидов. Где осколки? Самые большие обломки были бы величиной с Луну, другие поменьше, с астероид, и так далее. Повторяю, нельзя разрушить планету, не оставив следов. Даже если бы планета стала просто газовым облаком, состоящим из отдельных молекул, наши приборы уловили бы его. Оно заслонило бы Солнце, затуманило небо. Но ничего этого нет. Значит, Земля не уничтожена.
Сондра встала и прошла в дальний конец комнаты. Звучит трезво и логично, но это только ее впечатление. Ведь и Ларри в таком состоянии не очень-то способен рассуждать здраво. Сондра знала, что сейчас она не может оценить, насколько ясно мыслит другой человек. Но Ларри пробуждал надежду, которая так теперь была нужна.
— Тогда что же случилось? — спросила Сондра. — Мы ее нигде не нашли… Она… она просто исчезла.
— Червоточина, — раздался голос Уэблинг.
Сондра вздрогнула. Она почти забыла о ее присутствии.
Пожилая ученая дама подняла глаза, в которых стоял страх, и повторила:
— Червоточина.
Ларри рассеянно кивнул, а Сондра нахмурилась.
— Что? При чем здесь червоточина? — недоверчиво спросила она. — То, что называют этим неуклюжим словом, просто теоретическая трепотня. Никто пока не доказал, что червоточины существуют.
Ларри потер глаза и уронил руки на колени. Он сидел, скрестив пальцы и уставившись, прямо перед собой.
— Экспериментальное исследование законов гравитации не было для меня самоцелью, — медленно заговорил он. — Моей мечтой было создание переходной гравитационной пары, то есть двух гравитационных объектов, соединенных этой самой теоретической червоточиной. На первом этапе требовалось смоделировать черную дыру, то есть искусственное гравитационное поле, мощность которого достаточна для того, чтобы внутри него существовало независимое пространство-время. Далее, если такая виртуальная черная дыра — ВЧД — совпадает по своим основным характеристикам с некоей другой черной дырой, то их можно каким-то образом связать между собой, и в результате мы получим как бы одну черную дыру, одновременно существующую в двух разных точках нормального пространства. То есть объем, находящийся в сфере действия одной ВЧД, и объем, находящийся в сфере действия другой ВЧД, окажутся смежными, сообщающимися — такой способ сообщения и называется червоточиной. Две ВЧД могут находиться на расстоянии десяти метров или тысячи световых лет друг от друга — это совершенно неважно, они все равно будут сообщаться, и переход из одного объема в другой не представит никакого труда. Возникает вопрос — не вызвал ли я своим гравитационным лучом случайного образования червоточины? Как? Я не знаю. Бог знает как.
Уэблинг подняла голову, словно внезапно очнулась.
— Но это ведь немыслимо! Я знакома с гипотезами, на которых вы строите свои предположения, но все это просто не укладывается в голове. Однажды я читала работу, в которой вычислялась вероятность случайного образования червоточины. Мы дышим разновесной газовой смесью, молекулы которой находятся в непрерывном хаотическом движении. Какова вероятность того, что в какой-то момент все они вдруг полетят в одном направлении и улетят в окно, оставив нас погибать в вакууме? Так вот, вероятность случайного образования червоточины того же порядка, что и вероятность такого события. И как, скажите, после этого поверить, что Земля исчезла в результате практически невозможного?
Ларри кивнул, в последние минуты он как-то успокоился и стал более раскован, словно с его плеч свалилась огромная тяжесть.
— Я знаю, что вы правы. Но чутье все же подсказывает мне, что это червоточина. В конце концов все дело, видимо, все-таки в гравитационном луче.
Сондра прищурилась и посмотрела на Ларри.
— Погоди-ка. Наш луч — и правда, не обычная гравитационная волна. Природные поля тяготения действуют на Землю уже около четырех миллиардов лет, но она впервые столкнулась с искусственным гравитационным лучом. Ты считаешь, что он мог подстегнуть образование червоточины?