Кольцо из склепа
Шрифт:
– Что вы такое говорите? Ничуть не жалею.
– Теперь вы меня бросите?
– Как вы могли подумать?
– Вы меня обманываете, Митенька. Я вела себя легкомысленно, и теперь вы должны меня презирать.
– Лизонька, успокойтесь… Все будет хорошо. Я попрошу у генерала вашей руки.
– Правда?
– Слово офицера! Вот, Лизонька, возьмите колечко, как залог нашей любви. Это колечко моей матери, семейная реликвия.
– Значит, мы теперь обручены? Митенька, я люблю вас. Вы такой галантный кавалер и такой страстный
– Я тоже вас люблю, Лизонька. Вы самая прелестная женщина из всех, кого я знал.
– Митенька, а здесь мои инициалы.
– Где?
– На колечке…
– Димка! Димка! Да проснись же ты, наконец!
Кто-то тряс меня за воротник рубашки, словно пытался оторвать его или вытрясти из меня душу.
– Что случилось?
Я никак не мог прийти в себя. Я все еще видел перед собой прекрасную девушку, в голове моей еще не угасла ее последняя фраза об инициалах на колечке.
Что это было?
Всего лишь сон, который преследует меня с настойчивой постоянностью, внезапно пробудившаяся генная память или, может, сама местность запечатлев в себе, словно на кинопленку, происшедшее здесь сотню лет назад, решила вдруг воспроизвести отснятые кадры?
– Димка!!!
– Ну чего тебе? – вызверился на Влада, который, как злой гений, только тем и занимался, что нагло вторгался в мои видения и прерывал их в самых интригующих местах. Тоже мне, кайфоломщик хренов!
– Димка, Ира пропала!
– Опять?
– Тебе смешно, а мне не до шуток.
Я сидел на переднем сидении, где и прикорнул, не могу сказать точно, когда. Мы не захватили с собой ни спальников, ни палатки, а потому решили с Владом, что выделим Ирке заднее сиденье, а сами уж как-нибудь перебьемся. Помню, когда я уединился в машине, они еще сидели возле костра и спать не собирались.
Я вышел из машины, потянулся, взглянул на часы. Половина второго. Круглая луна висела низко над головой, ярко освещая местность призрачным серебряным светом. Дорожка от нее пересекала озеро и терялась в густых кустах на противоположной стороне.
– Она что, ничего не сказала, когда уходила?
– Я не видел, когда она ушла. Уснул.
– И чего так разволновался? Может, она просто под кустик по своим женским делам спряталась?
– Я тоже сначала так подумал. Но уже больше часа прошло… Димка, ты ведь знаешь, что я не паникер. Но это место на меня странно действует. Я боюсь за нее. Боюсь, что ее могут у меня отнять.
Влад действительно выглядел не лучшим образом. Но в последнее время я начал к этому привыкать.
– Ладно, успокойся, сейчас поищем…
– Димка, ты что, не догоняешь? Думаешь, я все это время просто так сидел? Да я уже все развалины облазил, все кусты прочесал. Разве что в склеп не спускался, да и то потому, что веревки не было. Но я осветил все внутри. Она не могла туда забраться. Там – глубоко, ты же сам знаешь.
Возразить было нечего.
– Может, мы напрасно тревогу бьем? Если она ушла, никого не предупредив, значит, ей так надо… Вспомни, как она настаивала, чтобы мы на ночь остались…
– Тебе легко рассуждать…
Знал бы он, как мне на самом деле «легко».
Но, лучше, пусть не знает. Он и так сейчас нервный.
– Могу предложить только одно, нужно идти в карьер.
– Блин, – Влад схватился за голову, – как я сам догадался?
Пока я доставал фонарик, он успел скрыться за пригорком, и мне пришлось очень постараться, чтобы его догнать.
Глава одиннадцатая
Предрассветный туман опустился на землю. Он обильно укрыл траву утренней росой, намочил дрова и был настолько густой, что в двух шагах ничего нельзя было различить. Костер с отсыревшими дровами едва тлел, дым забивал дыхание и выедал глаза.
Мы уже допили содержимое фляжки и молча, сидели у огня, так как говорить было не о чем.
Наша вылазка в карьер завершилась полным фиаско. Мы тщательно обследовали пещеру и даже уводивший из нее подземный ход. Не полностью, пока дорогу не преградил свежий обвал. Но мы еще раньше поняли, что затея бессмысленная. Ничего не указывало на то, что Ира была здесь. Продолжали искать просто так, по инерции, потому, что лишь таким образом могли поддерживать в себе надлежащий моральный дух.
Прав был сатирик, утверждающий, что процесс – это жизнь, а результат – это смерть. Процесс завершился, и мы сразу приуныли, погрузились в тоску, граничащую с отчаянием.
На дворе было сыро, зябко и неуютно. Но ни мне, ни Владу не приходила мысль спрятаться в машине. Почему-то казалось, что таким образом мы признаем свое поражение, и больше не увидим Ирину никогда.
Предчувствие, что ли?
А если сидим на улице, терпим лишения и неудобства, значит, еще не смирились. Значит, бдим, ждем и верим… И теплится в душе искорка надежды, что все образуется, закончится благополучно. Взойдет солнышко, разгонит знобящую сырость, согреет землю и нас вместе с нею.
А там, гляди, Ирка вернется…
Пока не закончился коньяк, сидеть было уютней, комфортней, а сейчас тело трусилось от холода, зуб на зуб не попадал, выбивая непрекращающуюся дробь. Еще этот дым. Едкий, вонючий. Поначалу я пересаживался с места на место, пытаясь укрыться от него, но потом понял бесполезность и смирился.
Начало проясняться. Туман уже не висел толстым однородным покрывалом, а как будто стал расслаиваться. Тонкие струйки пара отделялись от общей массы, легкой паутиной вздымались вверх, где и таяли. Приглушенные раньше звуки приобрели отчетливость. Плеснулась вода, треснул сучок, подала несмелый голос ранняя пташка.