Кольцо леди Дианы
Шрифт:
И совершенно несправедливо!
Всхлипнув, Лика смахнула слезы, достала из бардачка карту Москвы, прищурившись, разобрала надпись на ближайшем указателе.
– А ехать-то никуда, оказывается, и не требуется, – пробормотала она, выбираясь из машины. – В подходящий момент меня Аня набрала. Наверное, если бы специально так хотела сделать – ничего бы не получилось. Приятное совпадение!
Дом Павла оказался ей визуально знакомым. Его строительство в центре старого города на месте сквера, облюбованного мамочками ближайшего квартала, в свое время наделало много шума.
– Кто там? – прозвучал в домофоне приятный мужской голос, когда Лика уже почти утратила надежду
– Я по поводу Лены Поляковой. Завтра ее похороны. Какой у вас номер телефона? Давайте я запишу…
– Поднимайтесь, – перебил мужчина.
Вронская потянула на себя приоткрывшуюся дверь, сделала пару шагов по устланному ковром холлу, чуть не споткнулась от неприязненного взгляда консьержки.
Ну да, сапоги не отряхнула, все снегом испачкала. Но теперь возвращаться ведь поздно…
В квартире Павла царил полумрак. После залитого светом прозрачного стремительного лифта, ярко освещенного коридора Вронская даже не смогла рассмотреть лица стоявшего в прихожей человека. Было только понятно, что он довольно высокий и немного полноватый, силуэт вырисовывался чуть округлый, без спортивной подтянутости.
– Обувь оставьте на коврике. В ящике тапочки. И да, свет, сейчас…
«Вот урод. У него девушку убили, а он боится, что с моих сапог лужа натечет, – разозлилась Вронская, расстегивая тугую молнию. – Угораздило же Ленку влюбиться в такого козла, и…»
Лика разогнулась, посмотрела в уже освещенное лицо мужчины, и мысли ее сразу же приняли другое направление.
Может, Павел и козел.
Но выглядит он… Он выглядит, как… ангел…
Нет, в его чертах нет детско-карамельной миловидности. Широкие темные брови, темно-карие глаза, крупные вишневые губы. Просто это лицо… оно нетипично безмятежно… это что-то из старых советских фильмов, герои которых всегда четко знали, как надо жить и что их ждет, и у них не было никаких причин для беспокойства… это что-то, чего уже давно нет даже в лицах обычных москвичей, вечно борющихся с пробками и конкурентами… И тем более этого нет и в помине в чертах бизнесменов, большой бизнес – большие проблемы, и они впечатываются в физиогномику намертво… Может быть, такой внешностью обладают дети успешных предпринимателей: колледж в Швейцарии, университет в Лондоне или Париже, и постепенно европейское спокойствие меняет типично московское настороженное решительное лицо… Только вот этот Павел на наследника капитала по возрасту никак не тянет, ему около сорока, и, получается, он сам зарабатывал на эту роскошную квартирку, однако его лицо… умиротворенное, спокойное… прекрасное…
«Прекрасное?! Хватит сопли пускать! – разозлилась Лика, следуя за хозяином квартиры по длинному коридору. В такт шагам включались оригинальные лампы, освещающие развешенные по стенам яркие абстрактные картины. – Что я, парней красивых не видела, что ли? Тоже, блин, время нашла для восхищения. Только глазки еще не хватало начать строить Лениному кавалеру».
– Располагайтесь, – Павел махнул рукой то ли на барную стойку, отделявшую кухонную зону от пространства столовой, то ли на стол с разноцветными, из прозрачного пластика, стульями. – Вы чай пьете или кофе?
– Кофе, – Лика забралась на высокий стул у барной стойки и деловито вытащила из сумочки блокнот. – Павел, так какой у вас номер телефона? Насколько я поняла, подробности еще неизвестны, непонятно, на каком кладбище Лену будут хоронить. Но, думаю, уже сегодня вечером девочки вам перезвонят и все скажут.
Павел включил кофеварку, достал чашки и тихо поинтересовался:
– А она записку оставила?
Лика недоуменно вскинула
– Кто?
– Лена…
– Какую записку?
– Перед самоубийством, наверное, многие оставляют.
– А почему вы решили, что Лена совершила самоубийство?!
– Я так понял после разговора с ее мамой. Понимаете, Лена… Мы накануне поссорились. То есть я с Леной не ссорился, но она, кажется, обиделась. Она хотела встречать Новый год вместе. А я был не готов знакомить ее со своими родителями. То есть, честно говоря, я даже был уверен, что никогда не стану ее с ними знакомить. Потому что мы с ней – слишком разные люди, Лена не хотела со мной считаться, она настаивала, чтобы я менялся, но это невозможно. Понимаете, я работаю на «Торексе». Биржа требует предельной концентрации внимания. Я не мог отвечать на миллион Лениных звонков и на два миллиона эсэмэс. Я не мог встречаться с ней каждый день, потому что после такой нагрузки мне надо тупо посмотреть в телик и помолчать, а у Лены куча планов и сто слов в минуту, и у меня мозг просто заворачиваться начинает… Я даже не успевал ей ничего объяснить, мы оказывались то в постели, то в кафе, то в кино. И я устал от всего этого. Я давал Лене понять, что не стоит продолжать наши отношения, они зашли в тупик. Но она ничего не хотела слышать!
Прихлебывая кофе, Лика слушала объяснения Павла и готова была подписаться под каждым его словом. С Леной действительно иногда было непросто. Кроме собственных интересов ее ничего не волновало. Она перла к своей цели, как танк. Она никогда не сдавалась, не отчаивалась. И даже если что-то шло не так, как она хотела – Полякова упорно не желала этого видеть, в это верить. Бедная фантазерка! Судя по ее словам, Павел был очень влюбленным, внимательным и галантным. Она действительно видела все эти качества в уставшем равнодушном человеке, сидящем сейчас перед Ликой. Или отчаянно мечтала о том, что бойфренд со временем таким станет? У Лены было очень развито воображение, она мгновенно переносилась в придуманную реальность, а потом, наверное, забывала, что ее фантазии имеют мало общего с явью…
– Я не поздравил Лену с Новым годом. Она со мной хотела встретиться, передать подарок – я отказался. И ей тоже ничего не подарил. Мне казалось, что все это позволит Лене сделать правильный вывод. Тридцатого она обрывала мне телефон, а тридцать первого ни одного звонка не было. Я решил, что она все поняла. Но все-таки набрал ее номер первого января. Почему-то у меня возникло непонятное дикое беспокойство, и… Трубку сняла ее мама. Она сказала, что Лена мертва и что это я ее дочь убил, что я только издевался над ней, а она за мной бегала. Я не знал, как воспринимать ее слова, не понимал, что делать. Я был за городом тогда – и сразу же сорвался в Москву, а потом напился с домработницей так, что даже не помню, как она ушла…
– Павел, у Лениной мамы был шок. Конечно, когда такое с единственным ребенком случается – вообще ничего не соображаешь, и наговорить можно всякой ерунды. Никакого самоубийства не было. Вы просто неправильно поняли слова ее мамы. Лену убили.
– Точно? Но кому это могло понадобиться?
– Что убили? Да, точно. Ее отравили. Я говорила с экспертом, которая проводила вскрытие. Там какой-то странный неопределенный яд. Но подозрений на самоубийство у эксперта нет. А насчет убийцы… Знаете, я вообще не могу понять, как один человек может убить другого. Разве что по неосторожности или во время самообороны. Понятия не имею, кто эта сволочь, которая расправилась с Ленкой. У нас много общих знакомых. Конечно, иногда все мы ссоримся, ругаемся. Но убийство… Не знаю.