Кольцо приключений
Шрифт:
А как по-другому? Будешь врать – заметут как шпиона, который путается в показаниях. Будешь говорить правду, особенно о китайской джонке – посмеются – и в санаторий.
Хорошо, еще раз крутану колечко на три четверти – и снова в городе русской морской славы Севастополе с жовто-блакитными флагами. И снова проверка документов. Чего здесь этот москаль делает? Еще хуже.
Я сидел и думал, а в это время 17 октября в севастопольском госпитале умирал смертельно раненный заморским снарядом вице-адмирал Владимир Корнилов.
Нет, я остаюсь в Севастополе. Кое-какую военную подготовку на уровне командира взвода имею. Правда, с допотопным оружием обращаться не умею, но научусь. Я русский, а Севастополь – земля русская и я не могу остаться в стороне, когда моя родина в беде.
Слева от меня послышались шаги по гальке нескольких человек. Шли от Севастополя. Но кто они?
Глава 31
– Глянь, Никола, похоже, кто-то сидит не берегу, – раздался приглушенный голос.
– Вечно тебе, Егорий, что-то мерещится в темноте. Коряга это. Видишь, даже не шелохнется, – ответил голос постарше.
– Точно говорю, дядька Тарас, человек это, – зачастил молодой.
– А, ну, замолчь, – раздался голос старшего.
Шаги вдруг стали расходиться. Один стоит. Двое обходят по сторонам. Три человека, действуют правильно, обкладывают со всех сторон, чтоб не убежал. Главное, чтобы стрельбу не открыли. Нет, стрелять не будут. Где-то недалеко позиции французов, уж они-то постреляют в тех, кто вдруг оказался около них.
Я думал, что меня будут задерживать по науке, типа: «Стой, руки вверх» или еще что-то, но совершенно неожиданно получил удар по голове и отключился.
Очнулся я от громкого голоса:
– … так что, ваше благородие, сидел он на берегу и чего-то высматривал, то ли лодку ждал, то ли на лодке недавно приехал. Мы его окружили и внезапно напали. Притащили сюда, посмотрели, а на нем одежда чудная, сабля вот казацкая, бумажка какая-то вся замоченная и буквы на ней не разобрать, и больше ничего при нем нет. Руки посмотрите, ваше благородие, барские руки, – докладывал знакомый мне хрипловатый голос.
– Что руки? Если холеные руки, то значит враг? Ты, Тарас Петрович, говори да не заговаривайся. Может, на мои руки посмотреть хочешь, у меня не сильно холеные, но дам так, что век помнить будешь, – гудел добродушный начальнический голос. – А, да он уже очнулся. Вы что, дубиной его стукнули?
– Никак нет, ваше благородие, чуть-чуть прикладом приложили, а так ни-ни, – испуганно заговорил Тарас Петрович.
Офицер с эполетами поручика флотского экипажа наклонился надо мной и спросил по-французски:
– Комма вуз аппле ву? (Как вас зовут?)
– Жем аппле Владимир Иркутянин. Вообще-то, русский – мой родной язык, – ответил я.
Офицер грозно повернулся к унтер-офицеру и спросил:
– А ты, Тарас Петрович, сам его спросить не мог? Сразу прикладом по башке? Башибузуки. За службу благодарю, но впредь, чтобы все по-человечески было. Иди и вызови ко мне вестового, – сказал офицер.
Мне развязали руки и ноги, и офицер пригласил меня к столу.
– А теперь расскажите мне все по порядку: кто вы, откуда здесь появились и зачем? – спросил он.
И я начал рассказывать о том, как я из Иркутска с караваном поехал помолиться святым местам. Сначала мы попали в Монголию, потом в Китай в Урумчи, затем через Кашгарский перевал в Афганистан. Были в Кабуле и Герате, побывали в иранском Мешхеде и Тегеране, затем оттуда по караванным тропам в Багдад и Дамаск. Потом я добрался до Стамбула и там тайком под видом грузчика проник на французский корабль «Флора», на котором и вышли на рейд Севастополя. «Флора» участвовала в артиллерийском обстреле города, но получила три прямых попадания с берега и сейчас заделывает свои пробоины, а я под покровом ночи отвязал посыльный ялик и добрался до Крымского берега.
Офицер молчал. Было видно, что он переваривает полученную от меня информацию.
– Это сколько же времени вы были в таком путешествии? – спросил он.
– Да почитай, что два года. Из Иркутска выехали весной 1852 года, – сказал я, прекрасно понимая, что телефон и телеграф пока еще не изобретены и на проверку моей информации уйдет уйма времени, а по причине военного времени проверку оставят на период после окончания боевых действий. Маршрут свой я составлял по памяти и пусть тонкий путешественник, который объездил весь Ближний Восток, Центральную и Юго-Восточную Азию простит меня, если я где-то допустил неточность в географических названиях или караванных путях.
– Ничего себе путешествие, – удивился офицер, – сколько же нужно денег для него?
– Все деньги с собой не увезешь, – сказал я, – просто ограбят по дороге или убьют, а когда деньги вот в этих руках и в голове, то человек богат для того, чтобы делать все, что ему заблагорассудится. Я не чурался никакой работы и в качестве простого погонщика верблюдов совершил вот такое путешествие.
– А документы у вас есть какие-нибудь? – спросил офицер.
– К сожалению, нет, украли вместе с последними деньгами, – ответил я.
– А как же сабля? – поинтересовался офицер.
– Сабля еще дедовская, казачья, без сабли на Востоке никак нельзя, да это и признак моего дворянского происхождения, и на Востоке чувствовали это по моей сабле, – пояснил я.
– Извините, сразу не представился, поручик Ордынцев, – сказал офицер. – Не улыбайтесь, был кто-то в моей родне из ордынских, перешедших на службу к российскому царю. Теперь весь род наш честно России служит. Давайте мы с вами поужинаем, чем Бог послал, и поведу вас к начальнику линии капитану второго ранга Бельскому. Нужно доложиться. Чувствую я, что слушать вас будут на самом верху. Присаживайтесь поближе на банку. У нас порядки корабельные, хотя мы сейчас на сухопутье. Щи да каша пища наша. И рюмочку для аппетита. Местная, тутовая, прошибает хорошо и от всех хворей спасает.