Кольцо с шипами Карина Рейн

Рейн Карина

Мы заканчиваем завтрак и разговоры около семи часов утра; сразу после этого Демид уезжает, клятвенно пообещав встретить меня на пороге клиники, адрес которой я дала ему перед уходом. Ну а я тем временем приняла душ, переоделась и села в кресло в гостиной в компании одной из книг Джейн Остин. Пока читаю, вспоминаю, как проходила беременность у моей мамы — что, если такое передаётся от матери к дочери? Что, если я тоже не смогу выносить ребёнка, и буду «хоронить» своих первых детей?

Что, если моя крошка так и не увидит жизни?

К

десяти утра я уже больше напоминала себе потенциальную клиентку психиатрической больницы, чем нормальную женщину; теперь до самого конца беременности я буду не находить себе места и, наверно, только усугублю положение. Дрожащими пальцами набираю номер Андрея и прошу отвезти меня в нужную клинику; по дороге он замечает моё состояние.

— Не переживайте так, Ульяна Дмитриевна, — улыбается. — Моя Светлана тоже боялась первых родов, а ко вторым родам страх уже прошёл.

— Меня не роды пугают, — вздыхаю: я отказалась от Светиного сопровождения, потому что со мной будет Демид. — Моей матери очень тяжело давались первые беременности — я её третья или четвёртая попытка по счёту. Я боюсь, что со мной будет так же.

— Не стоит накручивать себя раньше времени — потом наверняка ещё смеяться будете над своими страхами.

Хоть бы…

Ко входу в клинику подхожу белая, как мел; Демид, как и обещал, ждёт меня внутри у регистратуры, где я получаю талон на приём, и мы поднимаемся на второй этаж.

— Тебе рожать ещё не скоро, — хмурится муж. — Зачем бояться заранее?

Закатываю глаза.

— Ты прямо как Андрей. У моей мамы было несколько выкидышей перед тем, как я родилась — не хочу, чтобы у меня было так же.

Кажется, зря я это сказала, потому что теперь и Демид стал одним цветом с белыми стенами.

Врач принимает меня без всяких оттяжек; я сдаю анализы, прохожу УЗИ и консультацию, и задаю наконец этот пугающий меня вопрос, но меня успокаивают.

— Если ваша мама теряла детей вследствие какой-то болезни, и она не передалась вам по наследству, то опасаться не стоит, — улыбается женщина-врач. — А все остальные причины выкидышей вашей мамы никак с вами не связаны. Дождёмся результатов анализов, и тогда будем знать наверняка.

В этой клинике собственная лаборатория, так что ждать приходится недолго — уже буквально через час меня успокаивают тем, что и я, и мой малыш совершенно здоровы. Узнавать пол ребёнка ещё рановато, так как вероятность ошибки равна пятидесяти процентам, но для меня это сейчас не принципиально: главное, что малышу ничто не угрожает.

— Что ты сделал с теми бедолагами? — спрашиваю у Демида, когда мы оба усаживаемся в его машину: теперь можно выдохнуть.

— Ты про журналистов? — хмыкает он. — Они на канале больше не работают.

— Не слишком ли кардинальное решение? Ты хоть разговаривал с ними?

— Да, и эти дамочки мне не понравились — слишком уж наиграно звучали их извинения. Зато теперь им обеим

будет, о чём поразмыслить на досуге.

Качаю головой, но уже не чувствую сожаления: раз им не жаль, то мне — тем более.

Домой мы возвращаемся вместе, и к моему удивлению Демид идёт со мной в дом.

— Тебе не нужно идти на работу?

— Нужно, но разве я могу оставить тебя одну?

— А разве я одна? Послушай, ты должен забрать свою компанию себе обратно.

— Зачем? — хмурится.

— Потому что тебе больше не нужно убеждать меня в том, что ты меня любишь — я и так это вижу. Хотя у тебя в принципе было полно разных способов сказать мне об этом, но ты почему-то выбрал самый странный.

— Мне будет спокойнее, если всё останется, как есть. — Демид подходит ближе и стискивает мои ладони, рассматривая обручальное кольцо, которое я не снимала даже тогда, когда считала, что между нами всё кончено. — Я хочу быть уверен, что в будущем ты не станешь сомневаться в том, что я могу оставить тебя.

Что ж, это был самый витиеватый способ сказать «Я знаю, что ты мне не доверяешь».

— Я чувствую себя сволочью, — смеюсь, хотя мне и не смешно. — Мы не сможем быть настоящей семьёй, если между нами отсутствует доверие, а «Меркурий» каждый раз будет напоминать мне об обратном.

— Это будет работать до тех, пока ты сама в это веришь. Ну и ещё я хочу оставить её на тебе потому, что это самый надёжный способ уберечь мой бизнес, — добавляет он, и мой рот распахивается.

— В каком смысле?

— Если ты позволишь, я пока не буду ничего говорить, потому что не уверен; но если всё подтвердится — ты узнаешь первой, идёт?

Это заставляет меня нахмуриться — выходит, всё это время что-то угрожало делу всей его жизни, и ему приходилось сражаться на двух фронтах: защищать бизнес и пытаться удержать меня в своей жизни.

Но я, конечно же, видела только себя и собственные чувства.

Муж всё-таки провожает меня в дом и уходит лишь после того, как папа буквально выталкивает его за дверь. Поразительно, насколько упрямым Демид может быть, когда ему это нужно, и какой становится наседкой рядом со мной. Но я впервые за последние несколько недель могу вздохнуть спокойно и полной грудью — у нас всё в порядке.

Я не знала, чем себя занять, но лишь в первый час отсутствия Демида, пока он не решил, что звонить каждые двадцать минут — это отличная идея. Он прерывал моё чтение, мешал болтать с Анной Никитичной, отрывал от мысленной планировки детской в гостевой спальни отцовского дома и моей бывшей спальни в квартире Пригожина. А когда мне это надоело, я просто собралась и поехала в его компанию, чтобы он наконец успокоился сам и перестал нервировать меня.

— Сейчас у вас, похоже, отличное настроение, — улыбается Андрей, бросая взгляд в зеркало заднего вида. — Я был прав, когда просил вас не накручивать себя раньше времени?