Кольцо с шипами Карина Рейн
Шрифт:
Пусть Пригожин будет благодарен и за это.
Я всё ещё злюсь на него — до скрежета зубов и болезненной пульсации в висках; как ему хватает наглости так в открытую говорить о том, что он будет недоступен? Как будто я и так не знаю, что ему будет не до нас с малышом, когда рядом есть эта белобрысая выдра! На секунду отвлекаюсь на свою реакцию на ребёнка: никогда не задумывалась всерьёз над тем, захочу ли их заводить — возможно, когда-то в далёком будущем, которое может и не наступить — но едва узнав о своём положении, приняла всё так, как будто это случилось с моего искреннего согласия. Отец рассказывал, что мама была в растерянности,
Даже думать не хочу о том, чем они сейчас занимаются.
Чувствую, как потихоньку поднимается температура — только заболеть мне не хватало для полного счастья! Я больше не могу думать только о себе, со вчерашнего вечера у меня прибавилось ответственности, так что долой из головы всё, что может меня разозлить или расстроить.
Когда за окном наконец занимается день, одеваю тёплый вязаный свитер кофейного цвета, вельветовые чёрные брюки — казаться в них толстой я не боялась да и плевать было на чужое мнение — и тёплые носки; волосы заплетаю в французскую косу, а лицо оставляю без макияжа — он мне больше не нужен, мне и так есть ради кого жить. Снова спускаюсь на кухню, где застаю папу со свежей газетой в руках — возобновил свою прежнюю привычку — и Анну Никитичну, которая уже успела состряпать завтрак.
— У нас что, будут гости? — спрашиваю, нахмурившись.
А иначе для кого столько еды? Здесь даже больше, чем было в прошлый раз для нас троих — меня, Демида и папы; помимо омлета с беконом был сыр с белой плесенью к кофе со сливками, небольшая кастрюлька манной каши — её я обожала с детства, как только Никитична узнала? — вареники с вишней и творожный пудинг.
— Нет, ягодка, — добродушно улыбается кухарка. — Тебе теперь за двоих есть надо, так что не стесняйся.
— Сомневаюсь, что ребёнку нужно такое количество углеводов с утра пораньше, — смеюсь, ковыряя вилкой омлет с парой ломтиков бекона на своей тарелке. — И вообще, разве у меня не должно быть какой-то особой диеты? Вдруг мне все эти вредности есть нельзя?
— Не говори глупости, дорогая, — отмахивается Никитична. — Натуральное мясо ещё никому не вредило.
— Твоя мама уплетала его сковородками перед твоим рождением, — предаётся ностальгии родитель, а я радуюсь, что снова слышу о маме.
Но в голове всё же делаю пометку, что, когда тест подтвердит моё положение, нужно будет обратится к гинекологу: вдруг у меня всё же будут ограничения в питании. Возвращаюсь в настоящее, в котором папа рассказывает Анне Никитичне о том, как ему пришлось помучится, исполняя причудливые запросы моей мамы, и в моё сознание закрадывается предательская мысль о том, что со своим ребёнком я вряд ли смогу делиться такими же радужными воспоминаниями: к тому моменту, как он родится, мы с его отцом уже, скорее всего, будем жить раздельно.
— Я уверена, Демид Дмитриевич станет хорошим отцом, — словно слыша мои мысли, роняет Анна Никитична. — А ты, ягодка, будешь хорошей матерью — вот увидишь!
Киваю, соглашаясь с её словами на сто процентов: Демид правда будет хорошим родителем
А вот мужем — нет.
Теперь у нас с ним дороги разные.
После завтрака
— Компания «Меркурий», — оживает телефон голосом девушки. — Меня зовут Елена. Чем могу вам помочь?
Компания Демида?
— Да, у меня пять пропущенных звонков с этого телефона, — начинаю я, но девушка меня перебивает.
— Ульяна Николаевна? — напрягается моя собеседница; даю утвердительный ответ, и девушка вздыхает. — Слава Богу. Прошу прощения за такую настойчивость, но Демид Дмитриевич дал очень чёткие указания на ваш счёт… Вы не могли бы подъехать к нам в офис в ближайшее время?
Хмурюсь, пытаясь понять, что происходит, но ничего не получается: что Пригожин уже придумал? Подал на развод, но не хотел говорить мне об этом лично? Хорошо, если так — чем скорее мы с этим покончим, тем лучше.
— Хорошо, я сейчас приеду.
Первым делом, конечно, звоню Андрею, а после пытаюсь понять, что надеть; Елена не уточнила, что меня ждёт — официальная встреча или неформальный разговор — так что я просто надеваю кашемировое платье цвета кофе с молоком, колготки, укладываю волосы и делаю едва заметный макияж — просто чтобы не выглядеть совсем уж бледной. После надеваю кофейного цвета пальто, чёрные замшевые сапоги и такой же по цвету берет; в сумку-баул складываю на всякий случай все документы, которые могут понадобиться, и спускаюсь вниз как раз в тот момент, когда у ворот тормозит машина Андрея.
— Что-то случилось? — интересуется он, когда я сажусь радом. — У вас очень растерянный вид.
— Надеюсь, что ничего не случилось, — улыбаюсь, но улыбка выходит какой-то нервной.
— Вы ведь в курсе, что Демида Дмитриевича нет в офисе?
Киваю вместо ответа, потому что не уверена, что голос меня не подведёт: не хочу вспоминать, где и с кем сейчас развлекается мой муж.
Больше во время поездки Андрей не проронил ни слова — видимо, я выглядела растерянней, чем предполагала; я просто не могла понять, что такого важного мог сказать своим подчинённым Демид, что они с таким энтузиазмом просят меня приехать.
Вообще будет обидно, если он действительно со мной разводится и делает это не лично.
К тому времени, как мы подъезжаем к «Меркурию», меня уже немного трясёт от неопределённости; а когда у входа меня встречает та самая секретарша, которая в прошлый раз наградила меня презрительным взглядом, я уже не жду ничего хорошего.
— Здравствуйте, Ульяна Николаевна, — с вежливой улыбкой здоровается девушка, и я понимаю — она в курсе, что я жена Пригожина, иначе не вилась бы сейчас ужом и не лебезила со мной. — Прошу прощения за такую спешку, но лучше решить всё сейчас, иначе я потом получу от босса нагоняй.
Пока мы проходим через приёмный холл к лифтам, я начинаю злиться; не потому, что Демид всё рассказал своей секретарше, а за то, что именно ей доверил проводить со мной наверняка неприятную беседу: больше этой Елены меня бесила только Ева. Я снова оказываюсь в коридоре, ведущем в кабинет мужа, где была всего один раз — а ведь мечтала здесь работать… — и вхожу вслед за девушкой в небольшой конференц-зал. Радуюсь, что не в кабинет Демида, потому что воспоминания его рук на моём теле всё ещё были очень живы.