Кольцо с тремя амурами

Князева Анна

Дайнека пробежала глазами пару страниц и нашла кое-что интересное:

«Понедельник, 7 ноября 1983 года.

С праздником, дорогие товарищи! С праздником Великого Октября! Сегодня мы собирались всем драмтеатром, праздничный стол накрыли в сорок четвертом. Я подошла к окну и увидела ЕГО. ОН стоял посреди комнаты совершенно один и, заметив меня, поднял руку, подошел ближе и сделал знак, что сейчас спустится. Я тоже показала рукой вниз, схватила сумочку и побежала на первый этаж за пальто. Когда вышла, ОН уже стоял у служебного

выхода. Я только один раз взглянула в ЕГО лицо и, кажется, ВЛЮБИЛАСЬ. Мы гуляли по городу, и ОН рассказал, что каждый вечер наблюдал за мной через окно. А когда я заболела и две недели не приходила на репетиции, ОН испугался, что потерял меня навсегда. Мы гуляли до двенадцати ночи. Когда я вернулась домой, мать ждала у подъезда с ремнем».

«Понедельник, 14 ноября 1983 года.

Вот и закончились каникулы. На улице сорокаградусный мороз. Холодно, одиноко. Как же я хочу, чтобы поскорей наступила весна! С НИМ больше не виделась. Все репетиции провожу у окна, но ЕГО окна темные. Сегодня после школы Ира Маркелова зашла ко мне домой и рассказала секрет. Она беременна, и нужен аборт. Сопелкин обещал увезти ее в Красноярск».

«Вторник, 24 декабря 1983 года.

ОН пришел, когда я уже почти умерла. Просто подъехал к школе после занятий, и я села в машину. Мы колесили по окрестностям города, а он все говорил и говорил, как меня любит. Вечером мы поехали в дом моей бабушки на улицу Госпитальную. Он пустует после ее смерти. Случилось то, за что осуждала Ирину. Я сошла с ума, но я счастлива».

«Суббота, 31 декабря 1983 года.

Дорогой дневник, только тебе доверяю то, что на душе! Сегодня Новый год, но я не могу провести его с любимым. Как не могу оставить маму в праздник одну. Сердце разрывается пополам. Во всем городе, во всей стране люди сидят за праздничным столом, едят курицу и оливье. А ОН – один в своем номере. Плачу… Боже мой, я ЕГО так люблю!»

– Вот и разобрались, – проговорила Дайнека, взглянула на телефон, чтобы узнать, сколько времени, и он вдруг зазвонил.

– Да, мама, скоро приеду. Не жди меня, ложись спать.

Солнце уходило за горизонт, близились сумерки. Еще видны были строчки в тетради. Дайнека прочла:

– Пока жива, с тобой я буду —Душа и кровь нераздвоимы,Пока жива, с тобой я буду —Любовь и смерть всегда вдвоем.– Ты понесешь с собой повсюду —Ты понесешь с собой, любимый,Ты понесешь с собой повсюдуРодную землю, милый дом.

Она вздохнула и перевернула страницу.

«Понедельник, 13 февраля 1984 года.

Сегодня с урока литературы меня вызвали в кабинет директора. За директорским столом сидел какой-то мужчина. Он расспросил меня про учебу, про школу, потом сказал, что все про меня знает и что если я буду продолжать с НИМ встречаться, ЕГО посадят за растление несовершеннолетней.

И если я люблю ЕГО, то должна бросить и не говорить про наш разговор. Я расплакалась. Когда меня отпустили, я пошла к НЕМУ и все рассказала. Он подарил мне колечко и велел упокоиться».

«Среда, 21 марта 1984 года.

Сегодня мы ездили в Красноярск. ВСЕ подтвердилось. ОН сказал, что ничего делать не надо, ОН обязательно что-нибудь придумает, потому что очень меня любит».

Это была последняя запись. Дайнека закрыла тетрадь и положила ее в пакет. А когда вернулась в дом Кораблевых, мать уже посапывала в своей постели. Она тоже легла, но уснула только под утро.

Глава 36. Разговор

Дайнека проснулась оттого, что на нее кто-то смотрел. Рядом с кроватью в коляске сидела мать.

– Что это? – Она тронула забинтованный локоть.

– Упала… – Дайнека с трудом продрала глаза. – Но мне оказали помощь.

– Ты научилась врать. – В голосе матери прозвучала тревога.

– Мам… Ну не вру, ну честное слово…

– Хорошо, не хочешь, не говори. – Людмила Николаевна крутанула колеса, и коляска покатилась к двери.

– Ну, вот… Обиделась, – прошептала Дайнека, спустила ноги с кровати и побрела умываться.

Когда она вышла к завтраку, за столом сидели все Кораблевы и ее мать. Пока пили чай, Людмила Николаевна старалась не смотреть дочери в глаза. После завтрака Мария Егоровна пошла собираться на работу, а Надежда увезла Людмилу Николаевну в сад. За столом остались только Дайнека и Кораблев. Он кивнул на ее израненную руку и проронил:

– Говорил тебе, не ройся в чужом дерьме.

– Я упала, – поспешно соврала Дайнека.

– На тебя свалился штанкет. В Доме культуры только и разговоров про это.

– Когда успели узнать?..

– У них это быстро. – Витольд Николаевич хмыкнул. – Артисты.

– Маме не говорите, – попросила Дайнека.

– Не знаю, что происходит, но чувствую, что тебе нужно заканчивать с этой историей. Если не успокоишься, я серьезно поговорю с твоей матерью и сам увезу вас домой.

– Да я и не собиралась…

– Не спорь! – неожиданно резко прервал ее Кораблев. – Если потребуется расследование, в полиции без тебя разберутся. Приехала – отдыхай! И нечего лезть не в свое дело!

Дайнека молча кивнула и вышла из кухни, побродила по дому. Из окна увидела, как Витольд Николаевич и Мария Егоровна сели в машину и выехали со двора. Потом вернулась в свою комнату – где-то там зазвонил ее телефон. Это был Вешкин.

– Дайнека, в общем, такое дело. – Он говорил вполголоса. – Нужны другие снимки кольца.

– У меня других нет…

– Нужно сфотографировать его еще несколько раз, чтобы на снимке была видна гравировка.

– Разве там есть гравировка? – удивилась Дайнека.

– Есть. На камне. Снимки делай на свету в нескольких ракурсах и сразу отсылай мне.

– Послушай, можешь рассказать, что за кольцо?

– Делай, что говорят. Всему свое время. Жду. Пока. – Вешкин отключился.

– Вот и думай, что хочешь… – пробормотала Дайнека, посмотрела на часы и набрала номер такси.