Кольцо судьбы. Том 1
Шрифт:
Прыснув, я вмешалась:
– Ходил в туалет и просил подержать пистолет - звучит двусмысленно.
Уилл с Мэттом косо на меня посмотрели, Руссо не стал молчать:
– Женщина, займи уже свой рот чем-нибудь полезным.
– Я засмеялась, опустив лицо и с трудом пытаясь сунуть чипсы туда, чем ржу. Мужчины долго на меня смотрели, дожидаясь, когда я уже засуну чипсину куда надо, а я всё никак не могла это сделать - от их взглядов смеялось только ещё сильнее. В конце концов, Уилл цыкнул: - дай, я засуну тебе!
– Тогда меня вообще порвало, я отмахнулась от мужа, чуть не навернувшись со стула. Уилл вовремя дёрнул спинку моего стула на себя, а затем откинулся назад, беззвучно посмеиваясь при взгляде на меня. Вскоре Уилл вновь обратился к Мэтту.
– И как Адам поживает?
– Нормально, - отозвался Мэтт.
– Он женился, они с женой и сыновьями, старшему - десять, младшему - шесть, живут во Франции. Он до сих пор говорит о Вас, как о супергерое. И я отчасти из-за Вас пошёл
– Мэтт быстро завёлся, будто бы говорит со своим кумиром.
– Я даже не думал, что попаду в Ваш отряд - мне казалось, что Вы уже не работаете по контракту.
Уилл косо посмотрел на парня, а потом приблизился ко мне, продолжая опасливо поглядывать на Эванса:
– Будь осторожна. Кажется, он намерен отбить меня у тебя.
– Я прыснула, заржав про себя. Мэтт же скривился.
– Шутка, - сказал Уилл, поняв, что парень ещё не приспособлен к стилю нашего общения с мужем, и на первых порах стоит предупреждать о том, что именно было шуткой.
– Так что... ты уже сообщил Адаму о том, что попал ко мне в отряд?
– Нет, - буркнул Мэтт. Он пытался скрывать свой восторг, но нам с Уиллом он всё равно был заметен.
– А можно позвонить ему?
– Ну, да. Я бы с ним пообщался.
– Хорошо, тогда я ему позвоню, - отчитался Мэтт, повалив за своим телефоном, который он оставил на столике.
Уилл проводил его взглядом, озадаченно хмыкнув:
– Как оно бывает...
– Да уж...
– буркнула я.
Уилл вздрогнул в улыбке, глянув на меня:
– Знаешь, что я больше всего люблю в своей работе?
– Я вопросительно мыкнула.
– Мне нравится встречаться с теми, кому я спас жизнь пятнадцать лет назад, и узнавать, что они живы, счастливы, семьёй обзавелись...
– Я улыбнулась, промолчав.
Первого января к четырём часам дня был уже собран весь отряд. Мы провели консилиум, включающий в себя обязанности отряда, миссии, места высадки, размещения, способы связи. Также обсуждались такие вопросы, как «Что делать, если тебя взяли в плен». А потом... контракт с армией вступил в силу официально...
Глава 21
Если Таити было нашим с Уиллом раем, то возвращение в Сакраменто было землёй, об которую мы разбились. Но мы провалились ниже, под землю, в самый настоящий ад. Я помню две тысячи восьмой год, прожитый в мире, омытым кровью и сухим песком. Помню беспробудную войну, смерть, взрывы и стрельбу. Кровь, грязь, крики. Я помню этот ад. Говорят, что в аду время бесконечно. Говорят, что год на Земле равняется веку в аду. Так и на войне... дни казались вечностью, а не то, что месяцами...
Самым тяжёлым для меня был первый месяц военных будней. Вооружение и защита были неимоверно тяжёлыми - около пятнадцати килограмм! А ведь мне ещё надо было двигаться во всём этом. Не просто двигаться, а прыгать, бегать и скакать невесомым кузнечиком! Спустя уже час желание снять всё это дерьмо с себя становится непреодолимым. Вечно чешется башка под шлемом, начинаешь чесать и ощущаешь зуд на шее, подмышкой, в заднице! И столько усилий приходится тратить на то, чтобы подобраться к зудящему месту, что гораздо проще, оказывается, отвлечься и даже не пробовать чесаться. Ты постоянно потеешь, устаёшь, мозги просто запекаются под чёртовым шлемом! Обычному человеку всех этих факторов достаточно для лютой ненависти ко всему живому! Но ты терпишь, ходишь три часа в этом, снимаешь при первой же возможности, но, как правило, примерно через полчаса, снова надеваешь всё на место! Ты стараешься чесаться как можно реже, пьёшь воду только в случае крайней необходимости, ибо галлонов не напасёшься! При всём этом ты умудряешься смотреть по сторонам, держать оружие наготове, думать головой - а это очень сложно в таких-то условиях. Уже спустя неделю случается чудо - ты привыкаешь к местному климату, к своей тяжёлой экипировке и другим ощущениям - бесконечному зуду, жажде, поту в три ручья и прочему. Это только начало - всего лишь неизменные факторы существования солдата на войне. Но вот это самое начало, так сказать, делает всю погоду. Мне никто не дал недели на то, чтобы я привыкла ко всему этому. Я просто всё это на себя надела и пошла... в мир, в котором нет мира. Там люди умирают на каждом углу, бесконечные взрывы, слёзы, крики и мольбы. Там люди мёртвые валяются, именно валяются, как ненужные игрушки! Там женщин насилуют на открытых местностях! Детей убивают, дети убивают! Когда в тебя стреляет десятилетний ребёнок, ты просто не знаешь, что, мать его, делать! А надо стрелять в него... Надо стрелять! В свой первый день на передовой я никого не убила, но... вечером у меня была истерика! Весь день терпела, а когда я просто ощутила покой в палатке, сняла с себя всё это, то меня прорвало! Уилл обнял меня, ничего не говоря, только утешающе шипя. Я перед ним извинялась, а он говорил плакать ещё, чтобы всё вышло.
С каждым днём становилось только хуже. Умирали люди, умирали те, с кем я вчера разговаривала. Наш отряд редел, на смену одним приходили другие сержанты, с каждым новым человеком было только ещё сложнее общаться. Было страшно дружить с ними. Я быстро поняла, что война меняет всех без исключения и что на войне у тебя только два варианта: либо сдаваться, либо бороться. И если ты борешься за свою жизнь, то будь готов убивать. Сегодня ты видишь войну, кровь, убийства, слышишь стрельбу, взрывы и крики. А завтра ты сам вынужден стрелять, взрывать, убивать. С каждым днём становилось только хуже: я пришла девчонкой и потеряла последние отголоски невинности. Это произошло даже слишком быстро, на самом деле, потеря невинности в любом проявлении - дело двух минут.
Прошёл месяц. Я навидалась такого, что Боже упаси каждого. Тогда я поняла, что должна развивать свои способности. Я взяла с собой кулон, но только в феврале две тысячи восьмого года надела его. Мы с Уиллом держали наши обручальные кольца отдельно, нам и не нужно было их носить - у нас были обручальные татуировки. Так вот, я соорудила из наших колец замысловатый крепёж на цепочке с кулоном, для сохранности всех элементов. А потом начала приручать свои силы, Уилл помогал мне в этом. Мотивация была простой - постараться использовать свой дар для спасения людей. И в этом я обрела смысл, веру, новые мотивации к существованию. Постепенно я стала привыкать ко всему, что происходило в Афганистане и к изменениям, произошедшим со мной лично. Привыкать и искать положительные моменты. Уилл учил меня не только приручать свои силы, он учил меня всему. Единственное, что было неописуемо прекрасным в этом аду, так это он - Уилл. В роли командира он был просто невообразим. Если на Таити мне довелось прочувствовать его дух везунчика, то в Афганистане я увидела его в совершенно новом свете. Мужественным, сильным, храбрым, умным мужчиной. Командиром, самым настоящим. Он умел толкать мотивирующие речи, умел поддержать, он не любил терять людей. Он был гениальным тактиком и стратегом. Он всегда был моим учителем и продолжал им быть в Афганистане. Расписывая план действий, он позволял мне участвовать в этом, говорил, что необходимо для наилучшего плана, учил даже вести отряд. Он учил меня разминированию бомбы, рассказывал о разновидностях и способах отличия. Учил выкручиваться из самых сложных ситуаций, отключать эмоции, сосредотачиваться на конкретной цели. Он учил меня языкам местных террористов, а также рассказывал об их психологии и желаниях, что может помочь в переговорах с ними. Уилл не носился со мной, как с хрустальной вазой, но старался всё же меня оберегать. Довольно часто задвигал меня куда-нибудь, где мне нужно будет просто сидеть да наблюдать, к примеру. Ну и вы сами понимаете, что в глазах некоторых ребят это выглядело не очень красиво. Они его вроде понимали, да и он знал меру всем своим поблажкам, но всё же... ребята так и не могли понять, чего я стою без участия полковника. Они меня не шпыняли, не хамили и не грубили, не смотрели волком. Ненависти с их стороны я не ощущала, но скептицизм по отношению ко мне стал неотъемлемой частью моей службы. Всё изменилось в марте...
В две тысячи восьмом году общая ситуация в Афганистане была неоднозначной. Талибы постепенно оправлялись от нанесённых альянсом ран и собирались с силами. К этому времени талибы укрепили своё положение в приграничной с Афганистаном пакистанской провинции Вазиристан, где при содействии со стороны местного населения были созданы убежища, тренировочные лагеря и тыловая инфраструктура. В феврале две тысячи восьмого года талибы начали атаки на Пакистанском маршруте снабжения НАТО, по которому осуществлялось 80% поставок для контингента в Афганистане...
10 марта 2008 года...
Где-то на границе с Пакистаном...
Дорога в пустынном лесу была слишком извилистой и по ней нельзя так гнать. Но преследующие нас талибы вынуждали Тёрнера давить на газ. Резко вывернув, он наехал на кочку - в этот момент время замедлило свой ход на секунды, и я поняла, что мы съедем в кювет. Левые колёса выворачивает в сторону, Тёрнер не справляется с управлением, съезжает с дороги в лес и врезается в дерево - это последнее, что я вижу перед кромешной темнотой...
– Тёрнер? Сержант? Сержант Тёрнер?! ... Сержант Сандерс? Сандерс?
– слышу в тумане свою фамилию, прерывающуюся шиканьем рации и помехами. Я слышу их, но не могу ответить, очнуться не могу. Я будто в другой реальности, в иной параллели - где-то возле себя, но не в себе...
– Селин?!
– его голос подобен электрошоку. Я проношусь через сотни миров и возвращаюсь в себя. Вздохнув неосознанно и глубоко, я закашлялась. Болью сдавило грудную клетку, в которую упёрся ремень безопасности. Заболела и закружилась голова, в глазах двоилось, и белое пятно мешало разглядеть картинку.
– Селин, ты слышишь меня?
– Уилл психует, я чувствую это даже через рацию, которая без конца шипит и шикает. Несмотря на то, что военные рации рассчитаны на большой радиус действия и при хорошем заряде долго работают, всё же вблизи лесов они начинают давать помехи, а иногда и отключаются вовсе.
– Не ответишь мне, я тебя прибью!
– выдал Руссо, на самом деле, понимая, что если я молчу, то возможно, я уже мертва. Мне потребовалось время на то, чтобы хоть немного прийти в себя. С хрипом откинувшись на спинку автомобильного кресла, я нащупала рацию на специальном поясе: