Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
Великий маршал и его друг Генрих делились самым сокровенным. После смерти великого магистра Конрада Винриха Генрих Клей высказал ему, Конраду Валленроду, тайную мысль. Было бы хорошо, если бы Конрад Валленрод стал великим магистром, а он, Генрих Клей, — великим маршалом. Военные дела ордена пошли бы в гору. Но вышло по-другому — великим магистром избрали великого ризничего. Ризничий! Кто он такой? Одевал, обувал братьев ордена — вот и все его дела. Ведал починкой подштанников, а сейчас великий магистр… Хорошо, когда есть друг, с которым можно говорить обо всем.
Но славный рыцарь погиб. С ним убиты сто пятьдесят братьев, больше сотни благородных гостей, больше двух тысяч храбрых горожан-немцев и кнехтов. И это только убиты, а еще сотни пленных. И раненые. Сколько их везут позади на телегах!.. «А что достигнуто? — спрашивал себя великий маршал. — Ничего, ровным счетом ничего. А ордену нанесен страшный удар».
Проходя через мост, лошадь великого маршала попала копытом в расщелину, споткнулась. Но Конрад Валленрод не заметил. Не заметил он и того, что горожане не встречали рыцарей. Обычно все население трех городков выходило на улицы и площади. Улицы на пути рыцарей устилались соломой. Женщины и девушки бросали цветы и угощали напитками. Мужчины выкрикивали приветствия. Всегда было людно и шумно. Сегодня на улицах не видно и не слышно людей.
Стража поспешно опускала мост через ров и открывала ворота… Во дворе собрались старые рыцари приветствовать вернувшихся из похода братьев, вышел главный эконом Генрих фон Ален.
Когда кони маршала и его свиты зацокали копытами по булыжникам крепостного двора, старцы дрожащими голосами затянули победную песню. Один из них был особенно худ и хрупок. Бледное лицо, тонкая шея. Его длинный нос пропускал свет, словно в нем не было ни капли крови. Старичок, однако, громким голосом выводил свою ноту в победном гимне.
— «Христос воскрес! Возрадуемся, братья, о боге, что сломал рог язычников…»— пели старцы. Встретив хмурый взгляд великого маршала, заслуженные рыцари смешались и замолкли.
Спрыгнув с коня, Конрад Валленрод, по обычаю орденских братьев, перецеловался со стариками и священником, поздоровался с Генрихом фон Аленом. Приказав ему разместить прибывших гостей, маршал пошел в свои покои.
А Генрих фон Ален пребывал в великом смятении. «Когда лучше все рассказать маршалу, — думал эконом, — сегодня или, может быть, утром, когда душа каждого человека пребывает в добре?» Но, взвесив все «за» и «против», вспомнив горячий нрав Валленрода, Генрих фон Ален решил не откладывать.
Через час он вошел в покои маршала. Прислужники выносили из спальни огромную дубовую бочку со скамейкой внутри, в которой только что выкупался великий маршал.
Смыв с себя обильный пот битв и походов, Конрад Валленрод наслаждался охватившей его легкостью. Он надел шелковое белье, натянул связанные из легчайшей шерсти штаны и куртку и, сидя за столом, смаковал пряное французское вино, поглядывая на свою коллекцию броневой одежды и оружия. Как приятно после долгой разлуки снова увидеть любимые вещи!
Все так и было, как предполагал Генрих фон Ален.
— Высокочтимый брат… — начал эконом, появившись в кабинете.
Перед глазами Валленрода он съежился, словно проколотый пузырь. Великий маршал недовольно посмотрел на него, кивнул на деревянный стул с высокой спинкой.
— Высокочтимый брат, — повторил Генрих фон Ален, опустив глаза на черно-красные клетки ковра, — я не стал бы беспокоить тебя после столь утомительного похода, но события заставляют быть безжалостным. — Эконом продолжал стоять.
— Что ты имеешь в виду, брат мой? — спросил Валленрод, отхлебнув вино.
— Перед самым твоим возвращением, достопочтимый брат, — продолжал Генрих фон Ален, — горожане подняли восстание. Брат Плауэн ранен, он при смерти. Они решили взять замок в свои руки. Замок…
— Неслыханно! — сказал великий маршал. — Послушные немцы хотели взять в свои руки замок… Это очень опасно. — Он отставил вино и отодвинул стул, словно собираясь встать. — Расскажи подробно, брат мой, все, как было.
Пока эконом рассказывал, Конрад Валленрод не проронил ни слова. Только на лбу и на шее у него вздулись синие жилы да побледнело лицо. Большие руки до боли сжимали серебряный кубок.
— Ты все сказал, брат? — спокойно спросил великий маршал. — Не забыл ли чего-нибудь?
— Я сказал все, — ответил Генрих фон Ален.
Конрад Валленрод хлопнул в ладоши. В комнате тотчас появились вооруженные слуги.
— Пусть брат замковый комтур немедленно распорядится сколотить три виселицы во дворе крепости, — сказал он. — А еще пусть пошлет людей за старостами кузнецов, хлебопеков и пивоваров. Я буду их ждать. С богом. Поворачивайтесь живее! — Великий маршал стукнул кулаком.
Слуги исчезли.
— А ты, брат эконом, слушай меня внимательно, потом запишешь на пергамент, чтобы не забыть, ты ведь у нас грамотей… — И Валленрод откинулся на спинку стула. — По велению великого магистра и благочестивого капитула, — начал он, — запретить кузнецам иметь свой дом для сборищ. Запретить им собираться по какому-нибудь поводу. Запретить собирать подать «Три пфеннига за пиво» в любом месте. — Он подумал немного. — Запретить всем братствам и ремесленным цехам собираться чаще чем четыре раза в год. Собираться разрешается только в присутствии двух членов городского совета и старосты. Эти два члена совета и староста должны дать орденскому правителю письменный отчет о собрании на следующий день… Домохозяевам запретить устраивать собрания в своих домах и допускать постановления против ордена или городского совета. За нарушение этих законов карать смертной казнью.
Великий маршал остановился и, словно ставя печать, снова ударил кулаком по столу.
— Завтра зачитать мое решение членам городского совета, — добавил рыцарь. — Они первые ответят, если повторится подобное. — Он кинул яростный взгляд на Генриха фон Алена. — Запомнил, брат мой? Иди запиши все, что я сказал. Через час прочитаешь, я поставлю печать. С богом.
— Как, без великого магистра? — с испугом спросил эконом.
— Я замещаю великого магистра, когда его нет, — с вызовом сказал Конрад Валленрод. — Тебе что-нибудь неясно, брат?