Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
Папский посол ел со смаком жирное мясо. Макал хлеб в мясные подливки, без счета употреблял всяких колбас. Сытную еду запивал коринфским вином, кстати оказавшимся в монастырских погребах.
На вопросы архиепископа он отвечал односложным мычанием, причмокивал толстыми губами, закрывал глаза от удовольствия.
— Каюсь, ваша эксцеленца, — сказал посол, закончив выгрызать кусок душистой холодной дыни, — люблю потешить себя вкусной едой, ох как люблю!.. Разговор мне мешает — разве мясо словами сдобришь? К нему подливка нужна, а не слова. — Посол хлебнул вина. — Затем, ваша эксцеленца, хочу уведомить, что разговор должен быть тайным. А разве сие соблюдешь за обедом? — Он выразительно посмотрел на двух слуг.
Когда посол, закончив есть, вымыл руки теплой водой из серебряной чаши и насухо вытер их белым полотенцем, архиепископ Бодзента поднялся с кресла.
— Прошу в кабинет, ваша эксцеленца, — пригласил он почетного гостя и пошел вперед.
Иоанн, прихватив кувшин с коринфским вином, последовал за хозяином. Князья церкви миновали несколько комнат, обставленных с большой роскошью.
Кабинет гнезненского архиепископа был невелик, но уютен. Много книг. Впечатляющая деревянная мадонна замечательной работы, распятие из белого итальянского мрамора над дверью.
Посол поставил кувшин на стол, уселся и, повернувшись к Бодзенте, сказал:
— Его святейшество папа весьма доволен вашими действиями. Похвальна поспешность, с коей вы старались добыть короля для Польши.
Архиепископ, наклонив голову, внимательно слушал.
— Но не всякий король хорош для Польши в это тревожное время. — Посол замолчал. Слышалось только его прерывистое дыхание. — Разве Сигизмунд маркграф Бранденбургский может быть польским королем? — спросил он. — Нет, не может… его помышления — на Западе. Если он станет королем, снова начнется война за Силезию. Он снова ввергнет Польшу в пучину бедствий.
— Но, ваша эксцеленца… — поднял голову архиепископ.
— Подождите, подождите, ваша эксцеленца, — замахал короткой ручкой посол, — я не закончил своей мысли… А мазовецкий князь Зимовит разве сможет править Польшей? Нет и нет!.. В Польше будет много недовольных. Он по уши в долгах у немецкого ордена и еще больше разорит польскую казну… Неосмотрительно, ваша эксцеленца, поддерживать Зимовита Мазовецкого…
Владыка думал о немцах, заполонивших Польшу, думал о том, как они по-своему перестраивали жизнь народа, как изнутри захватывали в свои руки все нити польского государства.
— Но главный наш враг — немцы! — не выдержал он. — Немцы захватили польские земли и не дают полякам выхода к морю. А Зимовит поляк, потомок Пястов, он поможет Польше воевать с немцами.
— Так ли, ваша эксцеленца! — привскочил посол. — Разве добрый католик может быть главным врагом другого доброго католика? Главный враг добрых католиков — там, — он показал рукой на окно, — на Востоке. Добролюбивого отца всех христиан, папу, печалит, что на Востоке много людей отошли от истинной веры и не признают заместителя Христа на земле. Польше надо короля, который не побоялся бы войны с русскими отщепенцами. Польша должна поднять меч. Эти старания не будут напрасными, господь благословит вас богатством. Воссоединившиеся братья охотно отдадут под опеку свои земли… На Востоке — слава, на Востоке — богатство, на Востоке — благодать божья и святейшего папы. — Иоанн покраснел, синяя жила на лбу вздулась.
— Я не вижу такого короля! — воскликнул Бодзента. — Воевать с русскими? Это может погубить Польшу!
— Постойте, ваша эксцеленца. — Посол прижал руку к сердцу. — Можно завоевать русских руками русских… Я хочу сказать два слова только вам, ваша эксцеленца, — дело это деликатное и не терпит чужих ушей.
Папский посланник подвинулся в архиепископу и что-то прошептал ему в самое ухо.
— Как, язычника? — отшатнулся Бодзента. На его лице выразилось недоумение, даже испуг.
— Сначала крестить, потом женить на Ядвиге и короновать, — снова зашептал легат. — Его святейшество, источник мудрости и справедливости, проклянет тех, кто не подымет меча своего против схизматиков.
— Его святейшество папа не допустит. Ядвига и Вильгельм обвенчаны церковью, — пытался спорить владыка.
— Это не ваша забота, — прошипел посол.
И опять ничего не стало слышно.
Разгорелся спор. Бодзента не соглашался, но толстяк, умный и тонкий дипломат, заставил в конце концов архиепископа сдать позиции.
«Один папа на языке, — негодовал Бодзента, — все папа и папа! Вот и поспорь с ним».
— Поймите наконец, ваша эксцеленца, его святейшество папа решил создать вселенскую религию, — продолжал убеждать посол. — Мы насильно превратим в католиков все народы и племена. Византия не в счет, она на краю гибели. Преградой стоит только Русь, — горячо шептал посол. — А что такое Русь? Страна, наполовину подчиненная литовцам и наполовину татарам. Говорить вам об этом, ваша эксцеленца, все равно что читать проповедь его святейшеству папе… Объединение с Литвой превратит половину русских в католиков, а оставшимся долго не устоять. Объединенная католическая Европа раз и навсегда покончит с язычниками. И тогда — поймите, ваша эксцеленца, — мы, как католические прелаты, будь то поляк, немец или римлянин, станем господами мира, а управлять народами будут те, кто нам послушен… А Галицкая Русь? Без помощи Литвы вам не удержать эту обширную землю. И еще примите во внимание: его святейшество папа сердит на немецких рыцарей и не хочет, чтобы они крестили Литву или Жмудь и стали еще сильнее. Я говорю доверительно, ваша эксцеленца, весьма доверительно.
Бодзента был подавлен услышанным. И плохо представлял, как можно претворить это в жизнь. Он не знал, как посмотрят на папского кандидата венгерский двор и его приспешники в Польше. Он боялся разнузданной шляхты и грозных, самовластных панов. Но еще больше он боялся папского гнева и хотел сохранить место польского архиепископа.
Итальянец повеселел. Он дружески похлопал по плечу архиепископа, отхлебнул терпкого вина и стал рассказывать смешные и не совсем скромные истории из жизни римского двора.
За окнами стемнело. Дождь перестал, и на небе показались звезды. Слуги принесли свечи. Папский легат стал зевать, и Бодзента решил предложить ему отдохнуть с дороги.
Но стук в дверь помешал архиепископу. На пороге показалось взволнованное лицо канцлера.
— Гонец с литовской границы к вашему священству, — сказал он, — важные вести.
Архиепископ Бодзента печально посмотрел на папского посла. Уж очень не хотелось при нем выслушивать гонца с важными вестями. Поколебавшись, он сказал:
— Пусть войдет… Ты останься здесь, — обернулся он к канцлеру.
В комнату ввалился шляхтич в овчинном полушубке, перепоясанный мечом. Видно, он только сошел с коня и нетвердо стоял на ногах. Архиепископ почувствовал тревогу, глядя на худое лицо шляхтича.
— Кто ты есть?
— Я из Светловоды, ваше священство, — тяжело дыша, сказал шляхтич. — Меня послал к вашему священству воевода города Завихоста.
— Говори.
— Поганский князь Ягайла с большим войском литовским и русским перешел Вислу и внезапно напал на город… Завихост пал. И еще Ягайла напал на Опатов и сжег его. И еще многие города и села выжгли проклятые литовцы до самой Вислицы. — Лицо гонца покрылось мелкими капельками пота. — Много крови пролил литовский князь, — продолжал он. — Без счета людей угнал в полон… и еще похваляется, что и до Кракова дойдет. Я сказал все.