Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
За княжеской дружиной ехали на двадцати четырех колесницах жрецы с походной утварью для богослужения и с деревянными богами. Седобородые кумирщики важно восседали в подушках, придерживая качавшихся на ухабах идолов. А вайделоты и остальные младшие жрецы, разряженные в длиннополые кафтаны разных цветов, били в бубны и пронзительно выкрикивали славословие. Белые жертвенные лошади священного обоза были покрыты разноцветными попонами и увешаны колокольчиками и брякольцами.
В городские ворота вступила литовская конница. Музыканты трясли бубны, били в тулумбасы. Лихие
Вслед за литовскими отрядами шли русские: смоленские, полоцкие, черниговские и киевские полки. Русские украсили свои шлемы зелеными веточками березы.
Как не любить народу своих воинов! Ратники защищали родную землю от нападения врага, от грабежей, пожаров и рабства.
Ягайла огорчался, что ему не удалось присоединить к Литве Галицкую Русь. «Надо захватить в зубы как можно больше мяса. Еще две недели — и я вырвал бы у Польши галичан, — размышлял князь, — поляки оскудели и ослабли». Но торжественная встреча заставила забыть досаду.
Великий князь ехал по Замковой улице, разделявшей город на две половины. По правую сторону улицы, до реки Вилейки, с шумом бегущей по каменистому руслу, жили русские. Отсюда шли древние дороги на Полоцк и на Киев. На Замковой улице стояли амбары для товаров приезжих купцов и гостиные дворы. Среди зеленых садов виднелись купола русских церквей. Здесь нашли пристанище искусные ремесленники из Новгорода и Пскова, Киева, Полоцка, Луцка и других русских городов.
А дальше, за рекой, на холмах зеленели леса и веселые луга, усыпанные цветами.
По левую сторону Замковой улицы жили литовцы. Здесь встречались улицы, заселенные немецкими купцами и ремесленниками, приглашенными на жительство еще князем Ольгердом. Отсюда шла дорога на Ригу и древнюю литовскую столицу Кернов.
Немного севернее, за небольшой рекой, стоял дубовый лес с огромными деревьями. Самые большие дубы жители города звали по именам. Перед лесом зеленела священная долина Свенторога. Здесь жрецы совершали языческие обряды. На больших кострах торжественно сжигались тела умерших литовских князей.
Неподалеку от нижнего княжеского замка виднелась каменная громада храма Перкуна, дворец великого жреца и круглая башня, с которой он обращался к народу.
У Рудоминских крепостных ворот великого князя встретил великий жрец в драгоценных одеждах, окруженный множеством кумирщиков всех степеней. Жрецы что-то кричали и пели, запрокинув головы к небу и протягивая кверху руки.
— С помощью наших богов, — сказал великий жрец, — литовцы отомстили своим врагам за свои обиды. Я молил всемогущего Перкуна о победах, князь.
Ягайла молча поклонился великому жрецу, не останавливаясь и не слезая с лошади. Это было тяжким оскорблением.
За войсками шли пленные — тридцать тысяч, мужчин и женщин, юношей и девушек, поляки и мазовшане. Понурив печально головы, они шли босые, в разодранных, запыленных одеждах, покорные своей судьбе.
— Слава великому князю Ягайле! — снова кричала толпа, дивясь нескончаемой веренице пленных.
Чем больше рабов, тем богаче будет земля, оплодотворенная тяжким трудом.
За пленными, поскрипывая и тарахтя на ухабах, катились возы с добычей. Кое-кто пытался их сосчитать, но скоро сбился со счета. Сотня за сотней медленно двигались возы, покрытые дерюгами и крепко перевитые пеньковыми веревками. На лошадях сидели ездовые с копьями, а на каждом возу — вооруженный воин.
Чтобы не омрачать радостный день, раненых оставили в городе Троках. Там же остановился скорбный обоз с мертвыми телами именитых воинов, сохраненными от гниения с помощью соли и ароматических снадобий.
Княгиня Улиана встретила сына на крыльце княжьего замка. И здесь, в ее присутствии, великий князь Ягайла будто переродился. Куда делась лихая, горделивая осанка! Он словно весь сник и, казалось, уменьшился ростом. Даже повелительный, громкий голос стал тихим и дребезжащим.
Под материнское благословение он опустился на колени.
— Матушка, благослови, бог даровал победу, матушка, — повторял он, целуя руки княгини. — Во имя бога всемогущего, того, кем живем и движемся.
От матери Ягайла подошел к отцу Давиду, обнялся с братом Скиргайлой и с другими братьями, милостиво кивнув головой ближним боярам, толпившимся на крыльце, и вошел во дворец. В домашней церкви великий князь перецеловал все иконы, истово и широко крестясь. К тем иконам, что были высоко, Ягайла прикасался рукоятью меча, придварительно поцеловав ее. Никто из святых не был обижен. Он поставил толстые золоченые свечи перед иконами, а щедрую горсть золотых монет положил на блюдо. Это была жертва святой церкви за угодные богу молитвы о даровании победы.
Литовские и русские князья последовали примеру Ягайлы. Они, крестясь, брали свечи, зажигали их и пригоршнями бросали на блюдо золото.
Отец Давид отслужил благодарственный молебен. Именитые воины живописной толпой стояли службу. На хорах детские голоса трогательно выводили торжественные напевы. Ягайла, склонив голову, стоял на коленях, редкие прямые волосы свисали на низкий лоб. У него снова выступили на глазах слезы.
Потом начался пир. Заиграла шумная музыка. Проголодавшиеся бояре набросились на еду. Сочную баранину разрывали руками. И руки, и рот у пировавших блестели от жира. Со всех сторон слышалось громкое чавканье и сопение. Разговоры почти не велись, гости торопились утолить голод.
Великий жрец не был приглашен к княжескому столу. А недавно он садился по правую руку князя. Несколько бояр-язычников, собравшихся малой кучкой на дальнем конце стола, шептались, поглядывая исподлобья на Ягайлу.
— Забыли своих богов, быть беде, быть беде! — повторяли язычники на все лады. — Подождем, посмотрим.
Ягайла стал бояться отравы с того времени, как сделался великим князем. А после измены постельничего Киркора боязнь возросла.
Расправа с князем Кейстутом прибавила врагов среди литовских бояр, и Ягайла стал особенно осторожным. Раньше всякое блюдо пробовал повар в присутствии стряпчего. Пищу принимали ключники и в сопровождении стряпчего несли наверх. Подавая блюдо старшему стольнику, ключники пробовали от него.