Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
Дважды раздался пронзительный свист. Татарские воины мгновенно прекратили бой и скрылись в кустах, прихватив с собой тело обезглавленного мурзы. Ратники, пришпорив коней, бросились выручать попавшего в беду Лютовера.
Но татары вместе с пленным словно сквозь землю провалились.
Боярин Лютовер очнулся на чужой лошади, накрепко прикрученный к седлу сыромятными ремнями. Татарский отряд переправлялся через какую-то реку. Лошади шли вплавь, и ноги Лютовера оказались в холодной воде. Сколько прошло времени после боя, Лютовер не знал.
Татары, в шапках с выгнутыми краями и коротких кафтанах из коричневой шерсти, о чем-то переговаривались на своем языке, цокали языками. За рекой виднелась широкая ровная степь. Травы высокие, по грудь лошади.
Татары, как волки, без устали скакали по степным просторам. Пряные душные запахи кружили боярину голову.
Лютовер помнил ночевки под открытым небом, помнил, как его кормили сухим мясом, сыром, пропахшим конским потом. А пить давали прокисший кумыс…
И еще день скакали воины.
Зашло солнце, когда татары привезли боярина в большое становище. Сняв его с седла, поставили со связанными руками у шатра из белого войлока с красной покрышкой. Это был походный ханский шатер.
Неподалеку несколько татарских воинов в серых войлочных колпаках сидели кружком у костра, поджав ноги. Запрокинув голову и закрыв глаза, двое татар натужно дули в тонкие деревянные дудки. Грустные протяжные звуки разносились далеко в вечерней тишине. Им вторили переливчатые горловые трели.
И справа и слева горели костры и виднелись палатки. У ханского шатра в медном котле варили рис с бараниной и чесноком. Лютовер увидел странных больших животных с длинной шеей. А высоких деревьев не было ни одного. Крупные капли влаги, осевшие на ворсистый палаточный войлок, сверкали алмазами от пламени костров.
Лютовер шевельнулся. Верблюд пожевал губами и злобно плюнул, обдав его зеленой вонючей отрыжкой.
— Гадина, гадина! — сказал Лютовер, стараясь вытереть лицо о шатровый войлок.
Наконец, приподняв завесу шатра, показался меднорожий воин, заарканивший Лютовера.
— Иди, великий из великих хан Тохтамыш хочет говорить с тобой.
Лютовер, пригнувшись, вошел в ханский шатер. Он не чувствовал страха, хоть, и видел себя рядом со смертью.
Хан Тохтамыш сидел на цветной кошме и грел руки над жаровней. На нем топорщился шелковый халат, низко перепоясанный ремнем. На бритой голове напялен парчовый колпак, отороченный куньим мехом. Похожие на рога полумесяца, свисали скучные усы. Рядом, под рукой, лежали доспехи — шлем, меч и колчан с золочеными стрелами.
Чуть отступая, толпились безоружные мурзы и стоял слуга с кожаным мешком кумыса и с чашей в руках. Над головой Тохтамыша, под самым верхом кибитки, висела просторная клетка с молодыми орлятами.
Горели желтым светом масляные лампы.
Переводчик из русских пленных, почтительно выгнув шею, держал в руках пергамент.
— Ты вез это письмо? — Хан повернул голову к Лютоверу, и стремянный увидел лицо жестокое и властное.
— Да, великий хан, — ответил стремянный, взглянув на пергамент.
— Развязать его, — приказал Тохтамыш и снова стал смотреть на раскаленные угли и греть руки.
Молчание длилось долго. Хан выпил чашу кумыса.
— Ты храбрый воин, — вновь раздался хриплый голос хана. — Шрамы на лице говорят, что ты не укрываешься от врагов. Твой князь знал, кого послать с письмом… Но неладно задумал твой князь на дочери Дмитрия жениться. Если княжну Софию в жены возьмет, буду московскому князю против Литвы помогать. Худо будет. И Смоленск, и Киев, весь русский улус у Литвы отберу и московскому князю отдам. Слышишь, что говорю?
— Слышу, великий хан, отозвался с поклоном Лютовер.
— Орда с Литвой хорошо жили, друг другу помогали, — продолжал Тохтамыш. — Недавно я князю Ягайле ярлык пожаловал на княжение в литовских и русских землях: у самого сердца его держал, а захочу, все назад отберу и князю Витовту отдам, а может быть, и московскому князю.
Стремянный Лютовер молчал, не зная, что сказать.
— Я своего улусника князя Дмитрия наказал, Москву разорил, все золото русское себе взял; постращал его, долго будет помнить. Не уйдет теперь из моей власти. Эти слова тоже передай моему улуснику Ягайле. Слышишь?
— Слышу, великий хан.
Тохтамыш отрыгнул кислятиной, вытер рот полой халата.
— Ты посол князя Ягайлы? — спросил он, сузив глаза.
— Не посол я вовсе, а стремянный боярин великого князя Литовского и Русского, — ответил Лютовер.
— Все слова мои запомнил?
— Запомнил, великий хан.
— Выпороть его плетьми, чтобы еще лучше запомнил, — не меняя голоса, сказал Тохтамыш. — Эй, стража!
Несколько человек бросились на Лютовера, мигом скрутили ему руки и завернули рубаху на спине.
Звероподобный воин с лицом коричневым, как скорлупа грецкого ореха, подошел к стремянному. Оглянувшись на Тохтамыша, он стал не спеша полосовать плетью белую спину пленника.
Боярин Лютовер, закусив губу, молча терпел порку.
В клетке возились и шипели орлята.
— Довольно, — сказал хан, ткнув пальцем в бок разъярившегося палача. — Заболеет боярин — на лошадь не сядет. Пусть к своему князю едет. Может быть, не забудет теперь Тохтамышевых слов.
— Спасибо, великий хан, век не забуду! — кривясь от бешенства и острой боли, ответил Лютовер. — Пусть лошадь мне дадут, пешком до Литвы идти долго.
И, прихрамывая, вышел из шатра.
Тохтамыш рассмеялся. Кое-кто из окружавших его мурз тоже засмеялся.
— Дать ему лошадь, — сказал Тохтамыш, перестав смеяться и строго посмотрев на своих вельмож. — Хорошую лошадь. Ты, — хан указал на мурзу Турдугана, — дай свою… И охранный ярлык дать ему.
Маленький мурза Турдуган, казавшийся толстым от теплого халата, низко поклонился и задом вышел из кибитки.
А Тохтамыш, снова поджав ноги, сел у жаровни и стал греть руки.