Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
Ранним утром рыцари увидели, как в огромную ложку метательной машины уложили человека. Под ликующие крики литовцев человек, нелепо размахивая руками, полетел в замок и упал во дворе. Рыцари узнали в мертвом теле своего гонца, полубрата Шниделя. Но, может быть, все-таки остальным удалось пробраться сквозь вражеские заставы, надеялись они.
Баллиста снова выстрелила, и еще один гонец шлепнулся на камни крепостного двора. Он был еще жив и долго шевелился. К рубахе его был пришит белый лоскут, и на нем написано по-немецки одно слово: «Сдавайтесь».
Братья священники унесли умирающего в госпиталь. На дворе остались две кровавые лужи.
Генрих Клей решил, что третьему гонцу удалось избежать пленения.
В крепости деятельно готовились к защите. На стенах зажгли костры, в огромных котлах кипела вода и смола. Кучами лежали тяжелые, с голову человека камни для сбрасывания на врагов. Генрих Клей велел подсчитать все запасы. Слуги вместе с женщинами приводили в порядок оружие, хранившееся в арсенале, броневые доспехи.
На третий день из крепости в лагерь врага сбежали два крещеных прусса.
В конце июля князь Витовт вместе с основными силами подошел к замку Мариенвердер. Он велел поставить свой шатер из белого войлока на небольшой возвышенности против замка.
Вскоре к Витовту явился посланник великого жреца — главный жрец храма Патримпоса криве Палутис.
Огромного роста, закутанный в желтые одежды, с отвисшей губой, Палутис производил устрашающее впечатление. С ним прибыло многочисленное окружение жрецов. Рядом с шатром князя для криве Палутиса слуги поставили роскошный шатер, выдержанный в желто-черных тонах. Над шатром жрец приказал поднять белое знамя с изображением Перкуна и голубую хоругвь с золотым петухом.
Жрецы принялись наводить порядок в литовском войске: кого хвалили, кого пугали всевидящими богами, а кое-кого грозились принести в жертву Перкуну. Криве Палутис жестоко расправился с нерадивыми жрецами и со всеми, кто забыл старых богов. Двоих литвинов заковал в кандалы и отправил в Вильню. По дальним и ближним селениям побежали гонцы с приказами криве.
Запустевший храм Патримпоса в соседнем дубовом лесочке сразу ожил. Начались проповеди, задымились жертвенные огни, заговорили прорицатели и вещие старцы.
В большой тайне криве Палутис совершил над Витовтом страшный обряд открещивания, превративший трокского князя снова в язычника. Обряд стоил дорого, очень дорого. Витовт подарил жрецу всю церковную утварь из золота и серебра, захваченную им в рыцарских замках.
Князь Витовт не спешил начинать наступление, ожидая великого князя Ягайлу. В последние дни он сделался молчаливым и угрюмым. По вечерам, положив голову на мягкие колени жены, Витовт подолгу лежал, уставившись глазами в белый войлок. Он не разрешал зажигать огонь. Только отблески факела, горевшего перед входом, освещали шатер. Княгиня Анна, боясь пошевелиться, ласково поглаживала жесткие волосы мужа. Иногда княгиня проводила маленькой рукой по его лицу, и Витовт целовал ее горячую ладонь. Он любил свою жену и доверял ей самые сокровенные мысли и надежды. Княгиня Анна спасла ему жизнь и безропотно делила с ним огорчения и тяготы изгнания.
Витовт давно решил, что делать. Сильное чувство любви к земле своих предков вспыхнуло в нем неугасимым огнем. Оно переселило желание отомстить. Подчиниться немцам, быть у них вассалом — это конец! Витовт понимал, что через несколько лет рыцари настроят замки в Жемайтии и окрепнут так, что никакая сила не выгонит их из завоеванных земель.
А с ним, Витовтом, они поступят, как поступали с покоренными прусскими князьями. А если он не захочет стать рабом, рыцари уничтожат его.
Нет, он должен пойти на примирение с Ягайлой, склонить на время голову. Когда гроза пройдет, он сумеет отомстить, отца он никогда не забудет. Но час мести еще не настал. Бороться с Ягайлой за великокняжескую корону надо на равных правах. Русские княжества — немалая сила, поэтому Витовт решил принять православие. Католик или православный, все это не более, как военная хитрость. «Рыцари навсегда останутся врагами, — думал он, — ибо между мной и ними лежит Жемайтия. Но когда наконец придет мой час, я разорву подлое сердце Ягайлы».
Ночью подул ветер с моря, и туман закрыл замок Мариенвердер. Над Неманом туман стоял плотной стеной. Пользуясь туманом, несколько орденских барок с солдатами и съестными припасами подошли к стенам замка. Солдаты забрались в замок по веревочной лестнице. Осажденные встретили их восторженно, в замковой церкви отслужили мессу.
Это был передовой отряд, посланный великим маршалом на выручку.
— Через три дня, — сказал командир отряда, — великий маршал Конрад Валленрод сам приведет войска и разобьет язычников.
А литовцы по приказу Витовта готовили осадные машины с таранами и ставили на колеса осадную башню.
Несколько охотничьих дружин, пополняя съестные припасы, промышляли в лесу зверя. К лагерю непрерывным потоком двигались телеги, доверху груженные солониной, сухим мясом и копченостями. Сотни рыбачьих лодок сновали по Неману и Вилии: с них закидывали сети и ловили рыбу.
Войско, как прожорливое чудовище, требовало каждый день сотни быков, оленей, кабанов, много пудов рыбы и хлеба.
Наконец у стен Мариенвердера появились лазутчики великого литовского князя. С ними прибыли княжеские слуги на шестидесяти возах. Рядом с шатром Витовта поставили еще один шатер, синий, для Ягайлы. Задымила великокняжеская кухня.
Впереди главных сил, окруженный русскими и литовскими воеводами, гарцевал на горячем коне князь Скиргайла.
Отряд за отрядом подходили отборные войска с хоругвями и знаменами русских городов и княжеств. Медленно ползли невиданные медные чудовища. В каждую пушку было впряжено по двенадцать крепких лошадей. Пушки изготовили русские мастера из Смоленска. На телегах с высокими бортами ехали русские пушкари со снаряжением для стрельбы. На ста двадцати телегах везли порох. А еще на ста двадцати — каменные ядра, обтесанные точно по жерлу пушек.
Великий князь Ягайла, покачиваясь в седле, думал, как он встретит двоюродного брата. Он не верил Витовту и ненавидел его. Но положение в Литве все ухудшалось, жемайты и литовцы толпами бежали к Витовту и вместе с ним разоряли литовское государство. Поднялись старшие гедиминовичи. И в русских княжествах начались колебания.
Немецкие рыцари не пойдут на уступки. С ними только война. Вся надежда великого князя была на помощь будущего тестя. «Если московская княжна София будет моей женой, — думал Ягайла, — Дмитрий заступится». Вот почему Ягайла согласился на уговоры матери помириться с князем Витовтом. «Как только трокский князь станет православным, — говорила старая княгиня, — а уж я постараюсь, чтобы об этом все узнали, он перестанет прельщать язычников и сразу потеряет свою силу. Вот тогда ты возьмешь его голыми руками».