Кольцо

Каммингс Мери

— Но как же ты не понимаешь — это случайность... про­стая случайность... я люблю тебя. Она ничего для меня не значит — это просто... случайно...

— Уходи! — перебила она его и, видя, что Эрик не дви­гается с места, закричала: — Уходи! Убирайся! Убирайся! — замахнулась... Он вылетел за дверь, и Нэнси, защелкнув задвижку, снова залилась слезами.

Снова к ней постучали еще через полчаса — на сей раз это был отец. Правда, сквозь дверь она хорошо разобра­ла голос матери:

— Наша маленькая глупышечка

навоображала себе не­весть что! Поговори с ней, может, она хоть тебя послуша­ет! — И его резкий, но неразборчивый ответ.

Нэнси открыла дверь и снова легла на кровать, не зная, как сможет рассказать отцу о том, что произошло. Но го­ворить начал отец:

— Нэнси... — дотронулся до ее волос. — Нэнси, ты мо­жешь мне не объяснять, я... я примерно представляю себе, что случилось. — Она подняла голову — отец сидел в сво­ей коляске, какой-то сразу постаревший, и говорил запи­наясь, словно бы через силу. — Ты добрая девочка, и... я знаю, что ты все время пыталась скрыть от меня... все это. Но... я, в общем-то, догадывался. Понимаешь, твоей ма­тери очень важно чувствовать себя любимой и желанной. А я в последнее время не могу дать ей этого. Так что... ну, в общем, я люблю ее и хочу, чтобы она была счастлива...

— А я?

— Ты... ты не понимаешь... Она как бабочка — сама не ведает, что творит. Она же не хочет никому ничего пло­хого! Мне всегда было страшно умереть и оставить ее одну, она такая... беспомощная!..

— А я? — повторила Нэнси.

— ...Я прошу тебя, Нэнси, не отменяй помолвку! — про­должал отец, словно не слыша ее вопроса. — Я не хочу, чтобы пошли разговоры... сплетни — люди и так уже шу­шукаются.

В первый момент Нэнси не поверила своим ушам — как же так, он что, не видит, что это невозможно?! Но в следующий миг поняла — для него сейчас ничего не име­ет значения... ничего, кроме Алисии. И она, Нэнси, тоже не имеет значения...

Внутри поднялась злая волна, заставившая ее спро­сить:

— И кроме того, удобно будет иметь прямо в доме кого-то, с кем она сможет чувствовать себя... любимой и же­ланной? Моего жениха... или мужа?

— Ты не имеешь права говорить так о своей матери! — Вспылил отец — и тут же сник. — Нэнси... я прошу тебя — ради меня. Ты сможешь разорвать эту помолвку хоть за­втра, под каким-нибудь благовидным предлогом — но се­годня должна... обязана сделать вид, что все в порядке... чтобы никто ничего не мог сказать...

— Я завтра уеду, — медленно сказала Нэнси.

— Завтра — все, что хочешь. Но сегодня — пожалуйста, я прошу тебя...

— Хорошо...

Помолвка прошла точно так, как было задумано. Все восхищались Алисией, сумевшей организовать такой ве­ликолепный праздник; фотографы сделали пару снимков для раздела светской хроники.

То, что новоиспеченная невеста выглядела немного скованной и мало улыбалась, Алисия объясняла просто:

— Моя маленькая глупышечка поцапалась из-за како­го-то пустяка с Эриком. Она еще такой, в сущности, ребе­нок! Ну ничего, милые бранятся — только тешатся!

Утром Нэнси зашла в кабинет к отцу, чтобы напом­нить, что вечером уедет, — и была встречена упреками:

— Я надеялся, что ты хоть к утру одумаешься и оста­вишь эту свою идиотскую затею! Как мы объясним людям, почему ты уехала сразу после помолвки?

— Но мы же с тобой договорились?!

— Вчера ты была не в себе, и я готов был пообещать тебе все, что угодно, лишь бы ты не опозорила всех нас какой-нибудь глупой выходкой!

— Я?! Я опозорила?! — взорвалась Нэнси.

— Да, ты! Я ожидал от тебя большей ответственности и не думал, что ты меня так подведешь!

На крик прибежала мать — как раз в тот момент, когда Нэнси, не выдержав, крикнула:

— Ты хочешь, чтобы я осталась и объяснила всем, что рву помолвку, потому что застала своего жениха лапающим мою мамочку? Ты этого хочешь? И еще, может, рас­сказать, как ей это нравилось?

Алисия охнула, прижала руки к щекам и посмотрела на нее с ужасом, а отец заорал в ответ:

— Как ты смеешь так оскорблять свою мать, негодяй­ка! Хочешь уезжать — уезжай, но живи как хочешь! Я не обязан тебя содержать!

Вечером Нэнси уехала.

Ей было все равно, куда ехать, и она выбрала Нью-Джерси — там жили две ее школьные подруги. На первых порах Нэнси остановилась у одной из них и начала рас­сылать свои документы в различные колледжи, надеясь, что сможет получить где-то стипендию.

Ей везде отказывали. И не потому, что результаты те­стов были плохими — наоборот! Но стипендии предназначались для выходцев из бедных семей, которые не мог­ли сами оплатить учебу, а не для таких, как Нэнси. Кому какое дело, что ежемесячные поступления денег на счет прекратились — отец выполнил свою угрозу.

Он иногда звонил ей, разговаривал вполне по-друже­ски, но когда она заикнулась про деньги — отказал катего­рически, сказав: «Я тебя предупреждал!» Звонила и мать — как ни в чем не бывало. Расспрашивала, что носят «там, у вас на Востоке[1]», передавала приветы от многочислен­ных знакомых и советовала не огорчать отца и поскорее возвращаться домой.

Известие о втором инсульте отца и о том, что тот при смерти, пришло как раз тогда, когда Нэнси, поняв, что с учебой в этом году ничего не выйдет, устроилась рабо­тать на местную киностудию «ассистентом бутафора» — а фактически девочкой на побегушках и прислугой за все.

В живых она отца уже не застала...

Мать в черном траурном платье выглядела особенно утонченной и беспомощной. Она принимала многочис­ленных соболезнующих друзей, изящно рыдала в плато­чек и устроила прием по случаю похорон.

А Нэнси удивлялась — почему она ничего особенного не чувствует? Словно отец умер куда раньше, в тот день, когда умерла ее любовь к Эрику...

На похоронах Эрик стоял рядом с ней и даже попытал­ся взять под руку. Нэнси отдернулась и смерила его возму­щенным взглядом.