Колдовская душа
Шрифт:
Девочка прильнула к ее груди, пробормотав еле слышное «нет». Шамплен наблюдал за внучкой с таким выражением, какое бывает на лице ученого, столкнувшегося с загадкой природы. Он искал сходства между матерью и дочкой и не находил его в чертах малышки, по-детски неопределенных. Не было во внешности Анатали и ничего такого, что могло бы навести его на мысль, кто же отец девочки. Через некоторое время хозяин дома пожал плечами и резко встал.
– Зажгу лампу, – буркнул он. – Небо все в тучах, и темнеет быстро. И надо закрыть двери, чтобы
– А тети Сидо нет дома? – спросила девочка.
– Нет, она пошла проведать дедушку Фердинанда.
Альберта старалась выглядеть веселой, но ей это плохо удавалось. Из ее груди вырвался тяжелый вздох. Анатали тоже вздохнула, с тревогой оглядываясь по сторонам.
– Моему Мими тоже стало страшно, – прошептала она слабым голоском. – Он зашипел и убежал.
– Странные они звери, эти коты, – сказал Шамплен. – От всего шарахаются. Что могло его напугать, твоего Мими?
– Там, за окном, кто-то был! Я его видела.
– За каким окном? В мастерской? – встревожилась Альберта. – Это был господин или дама?
– Не знаю.
– Тебе приснилось, внучка! Нужно быть великаном, чтобы прижаться носом к стеклу с той стороны дома, на которую выходит окно мастерской. С крыльца туда не дотянешься, – пояснил фермер.
Анатали поежилась. Ничего ей не приснилось – лицо, очень бледное, появилось за оледеневшим стеклом, украшенным с внешней стороны морозным узором. И она испугалась, очень испугалась…
Жасент только-только перестала плакать. Накинув на плечи шаль, она с поджатыми ногами сидела на канапе, гладила щенка и смотрела прямо перед собой в пустоту. Временами она всхлипывала, как ребенок после серьезного потрясения.
– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – спросила стоявшая у камина Сидони. – И ты, Пьер? Знали бы вы, как я жалею, что все так вышло!
– Ты твердишь это уже целый час! Но зло уже сделано, – отрезал ее зять. – Будет тебе урок на будущее: людей, которых ты, по собственным же уверениям, любишь, не предают!
Сидони прикусила нижнюю губу. Ей хотелось ответить на это: «На свете есть только один человек, которого я по-настоящему люблю!» Она думала о Лорике, отсутствие которого становилось просто невыносимым. Когда пять месяцев назад он уехал, она испытала облегчение, ибо была уверена, что стоит на пороге новой жизни, в шаге от счастливого замужества. Но с женихом, Журденом Прово, они не были так близки, как с братом, и доброе отношение родных было неравноценной заменой взаимопониманию на уровне чувств и эмоций, которое с детства существовало между ней и Лориком.
– Мы с таким трудом разыскали Анатали, – заговорила Жасент, – страсти в семье поулеглись… Но теперь покою конец! Я никогда не смогу без опаски ступить на родительский порог. Папа и меня начнет упрекать, – не сейчас, так потом.
– Хуже всех мне, – подхватил Пьер. – В моих жилах нет ни капли крови Клутье, а ведь мы с Шампленом вместе работаем на сыроварне «Перрон»! Нам приходится полдня проводить рядом!
Какое-то время все молчали, занятые невеселыми размышлениями.
«Только бы Сидони поскорее ушла, – говорила себе Жасент, – чтобы мы с Пьером остались наедине! Я не ожидала от нее такого. Она – лицемерка, и мотивы ее поступков мне не понять. Матильда права насчет нее! Помню, она как-то сравнила Сидони с прекрасной розой, у которой опасные шипы, или с чем-то в этом роде…»
И действительно, знахарка и молодая модистка с самого начала были «на ножах». Сидони чувствовала антипатию Матильды и отвечала ей взаимностью.
«Ну почему я такая? – задавалась вопросом Сидони, которая оставалась в доме сестры только из чувства долга: виновница конфликта, она словно пыталась своим присутствием смягчить ситуацию. – Я причинила боль Жасент, из-за меня у Пьера будут неприятности. А может, я попросту завидую их счастью? Они так друг друга любят!»
Она снова вздохнула и прошлась по комнате, стройная и эффектная в сером шерстяном платье, довольно плотно прилегающем к телу, с подчеркивающим талию тонким пояском. На ее левой щеке до сих пор оставался след от пощечины.
«Если бы только я могла уехать и жить в городе! – сокрушалась про себя Сидони. – Я бы удовлетворилась даже Робервалем. Там есть отели, модные магазины, а летом приезжают туристы!»
Сжимая губами сигарету, Пьер смотрел на свояченицу без тени восхищения. «Говорит, ей очень жаль, что из-за нее Шамплен теперь затаил на меня злость, а сама красуется, принимает эффектные позы! И эта прическа, эта стрижка, которая, как говорят, теперь в моде, мне не нравится. Лучше бы Сидони ушла! Мне неловко при ней утешать Жасент».
– Я могу сегодня остаться у вас на ночь? – тут же задала вопрос Сидони. – У дедушки мне будет неуютно. У него такой мрачный дом!
– Раньше ты так не говорила, – ответила ее сестра. – Извини, Сидо, но я бы предпочла, чтобы ты переночевала у деда. Я достаточно насмотрелась на тебя сегодня.
– Что ж, ладно! Но бедный старик удивится…
– Что-нибудь придумаешь, или, раз уж дело сделано, можешь и ему рассказать обо мне всю правду, – сердито ответил Пьер. – Я согласен с Жасент: сейчас нам с ней нужно побыть наедине, чтобы никто нас не беспокоил.
Пять минут спустя Сидони хлопнула дверью, не сказав никому из них ни слова. Слезы снова потекли по щекам Жасент, но она встала с канапе – нужно было идти готовить ужин.
– Сидони получила по заслугам, – проворчал Пьер. – Хорошую пощечину от отца и обиду – с нашей стороны. Но я-то тебя хорошо знаю: вы быстро помиритесь!
– Так и будет…
– Иди, я тебя обниму! Не огорчайся так, не стоит. Пусть твой отец устраивает мне бойкоты, он же первый от этого устанет. У него будет время подумать, и он поймет, что дуться годами – это глупо.