Колдовская душа
Шрифт:
– Если его ударил грузовик, дело плохо, – всполошилась Жасент, хватаясь за сердце. – Как нам увидеть внутренние повреждения? Томми попил теплой воды, но есть отказывается.
Сдерживая рыдания, она погладила собаку. Жасент сидела возле него полночи и сегодня с самого утра. Ей казалось, что своей лаской и стремлением быть рядом ей удастся удержать щенка в этом мире.
– Но что могло его так сильно напугать? – продолжала молодая женщина встревоженным шепотом.
– Блуждающая душа, если она преисполнена обиды и ненависти.
– Эмма?
– Твоя
– Что? Говори, прошу тебя!
– Присутствие Анатали, я уже говорила тебе об этом, может притягивать дух ее матери.
У Жасент перехватило дыхание от ужаса. Послушать Матильду, так неупокоившиеся души блуждают в мире живых, могут свободно проникать в их дома, а может, и подглядывать за ними.
– Я не хочу, – произнесла молодая женщина, – не желаю верить в эти предрассудки! Недавно я ходила помолиться на могилу Эммы. Я сказала сестре, что теперь она может спать спокойно: ее маленькая дочка вырастет в нашем доме, в Сен-Приме, и будет носить фамилию Клутье. Господи, если понадобится, я вызову священника-экзорциста!
– Почему бы и нет? – тихо проговорила знахарка. – Будущим летом нарви полыни, она обычно растет на склонах, и подвесь сушиться к потолочной балке. Бытует поверье, что эта травка отгоняет злых духов.
Холодок пробежал по спине Жасент. Думать о сестре как о злом духе? Она даже на миг забыла о Томми, тельце которого Матильда продолжала легонько массировать.
– Смотри, моя крошка, твой пес открыл глаз! Еще до наступления вечера он попросит есть. Но ты будь осмотрительна, не давай ничего, кроме размоченного в теплом молоке хлеба. Рисковать не стоит.
– Спасибо тебе! Спасибо за твою доброту! – воскликнула молодая женщина, целуя подругу в обе щеки. – Твоя правда, он выглядит уже получше. Святые небеса, он чуть-чуть виляет хвостиком! Можно мне взять его на руки?
– Да, только очень осторожно. А потом положишь его в корзинку, туда, где потеплее. Я сняла с него боль и испуг – ради твоих прекрасных глаз!
Жасент заплакала от радости и облегчения. Ее уверенность в том, что произошло нечто экстраординарное – в тот субботний вечер, после ухода Сидони, – лишь окрепла.
– Жизнь за жизнь, – после паузы промолвила Матильда, и ее темные глаза гордо сверкнули. – Ты лечила моего брата, я – твою собаку. Им обоим грозила опасность. Кюре сказал бы, что нельзя сравнивать человеческую жизнь с собачьей. Но раз речь идет о Фильбере, я считаю, что это справедливый обмен.
– Господи Иисусе! Матильда, ты говоришь о своем родном брате! Как тебе не стыдно?
– Жизнь Томми куда ценнее, чем жизнь моего брата, Жасент. Что ж, пора домой! Ты в последнее время не встречала Пакома?
– Нет. Матильда, ты уходишь от разговора! Я безмерно благодарна тебе за собаку, но не понимаю, откуда у тебя такое презрение к Фильберу. Вы – кровные родственники, росли вместе, вы дети одной матери… Расскажи мне обо всем, я умею хранить секреты!
Ничего не ответив, знахарка вышла в прихожую и стала одеваться. В сильные холода она носила старенькое коричневое драповое пальто с поясом, сапожки на меху и объемный красный шарф, которым покрывала голову так, чтобы спрятать и нижнюю часть лица. Натянув варежки, она ласково улыбнулась Жасент:
– Я помолюсь за Эмму. Не бойся своей сестры, моя красавица. У мертвых, там, где они теперь обретаются, мало возможностей нам навредить.
– Матильда, то, что ты говоришь, совсем не утешает! А как же Анатали? С ней ничего не случится? Ответь, умоляю!
– Пока озеро сковано льдом, девочке ничего не угрожает. До встречи, моя крошка! Я убегаю, иначе господин кюре не получит вовремя свой обед!
– Матильда, погоди!
Ответа не последовало – подруга вышла, затворив за собой дверь. Жасент застыла в растерянности. Ее одолевали волнение и тревога. Короткий лай, переходящий в поскуливание, заставил молодую женщину вздрогнуть. Томми из своей корзинки смотрел на нее влажными карими глазами, в которых снова сверкали искорки здоровья.
Пока Матильда семенила по главной улице Сен-Прима, направляясь к жилищу священника, в доме Шамплена разыгрывалась семейная драма: Сидони, вернувшаяся двадцать минут назад, собирала чемоданы. Альберта, бледная и заплаканная, пыталась ее отговорить.
– Моя крошка Сидо, ты не можешь уйти из дома вот так, из-за глупого упрямства, оставив меня, свою мать! И Анатали – посмотри, как она расстраивается! Девочка только-только начала к тебе привыкать…
– Мама, для меня это так же тяжело, как и для вас с малышкой, но я и дня больше не хочу здесь оставаться! В субботу папа ударил меня с жестокостью, недостойной родителя. Дедушка увидел отметину у меня на щеке и очень рассердился. Я уже взрослая и не заслуживаю того, чтобы меня хлестали по щекам за то, что я говорю правду.
– Тетя Сидони, не уходи! – попросила заплаканная Анатали.
– Не плачь, моя куколка, я приеду, но позже, через много-много дней. И я приглашаю тебя на свою свадьбу, которая состоится раньше, чем было запланировано.
Поняв, что отговаривать дочь бессмысленно, Альберта присела на край ее кровати, на которой Сидони разложила свои любимые платья.
– И куда ты пойдешь, скажи, бога ради? Не посмеешь же ты поселиться у своего жениха! Что скажут люди в Сент-Эдвидже?
– Люди скажут, что невеста Журдена Прово, серьезная девушка, которая шьет дамские платья на заказ, заботливо ухаживает за своей будущей свекровью. К твоему сведению, у них в доме есть свободная комната. Дезире как-то предлагала мне у них переночевать.