Колдун
Шрифт:
— И упрямая. Подожди, командир, — ухмыльнулся Черных. — Не поедет она в тыл, вот увидишь. Жди сюрприза, товарищ майор.
Степаныч с Божко широко улыбнулись, переглянувшись и согласно закивав головами.
— Девчонку в отряде не оставлю! — рыкнул Федотов и мрачным взглядом обвел ухмыляющихся подчиненных. — И нечего мне тут лыбиться! Делом займитесь.
Тамара, набычившись, под конвоем Макарова шагала к санчасти. Хирург, доведя ее до палатки с ранеными, ухватил девочку выше локтя. Тамара, кинув на него злой взгляд, резко выдернула руку из его руки.
— Я не
Хирург тяжело вздохнул.
— Наташа! — позвал он.
Из палатки через минуту выглянула медсестра.
— Да, Сергей Иваныч? — сбрасывая в кучу грязного белья перед палаткой горку окровавленных бинтов, улыбнулась она. — Звали?
— Звал. Пригляди за девочкой, пока не придут машины. С первой же машиной она едет в тыл. Приказ Федотова, — сбагрив девчонку, он быстро скрылся в палатке.
— Том, пойдем, тебя там раненые уж заждались. Ждут, когда ты им письма почитаешь, — весело позвала ее Наташа. — А то машина уж скоро приедет. С ней бы и ответы передать.
Тамара пошла в палатку. Тяжелая атмосфера боли ей совсем не нравилась — раненых было жаль до слез, а помочь она им не могла. Чувство абсолютного бессилия заставляло сжиматься сердце от ненависти, глядя на искалеченных, скрипящих зубами от невыносимой боли совсем недавно здоровых и сильных мужчин.
Вчера, когда первая пришедшая машина привезла почту, Тамара видела, как радовались раненые, получившие весточку из дома. С какой жадностью впивались они глазами в строчки, написанные родной рукой. И как крепко сжимали ослабевшими пальцами заветные треугольнички те, кто не мог их прочесть самостоятельно. Тамара не выдержала, подошла к одному танкисту с абсолютно обожжённым лицом, полностью замотанным бинтами. Она уже знала, что этот человек больше никогда не будет видеть — его глаза сгорели там, в танке… Присев рядом с ним на пол, она предложила ему прочитать письмо.
— Ты только аккуратнее, дочк, открывай, не порви… — хрипло, с трудом прошептал он, чуть шевельнув забинтованной рукой с зажатым в ней письмом в ее сторону.
Тамара, проглотив комок, застрявший в горле и выбивавший слезы из глаз, кивнула головой.
— Я буду очень аккуратна, дядь… — хрипло ответила она и осторожно вынула письмо из сжимавшей его руки.
Прочитав, она аккуратно вложила его обратно в руку раненому.
— Дочка, а мое письмо? Ты мое письмо не потеряла? — с тревогой в голосе спросил сосед, у которого осколок бомбы застрял чуть выше переносицы. Его так и не вынули — такую серьезную операцию в полевых условиях хирург делать побоялся, ждали отправки в тыл, в госпиталь.
— Я… Я поищу письмо… Наверное, оно в другой пачке было… — ответила ему Тамара и бросилась к тете Розе, раздававшей письма.
— Тетя Роза, тетя Роза! — подбежала к ней девочка. — У вас не осталось писем? Для тех, кто погиб? Для них писем не было? — с надеждой посмотрела на нее девочка.
— А на что тебе те письма? — нахмурилась женщина. — Таки это выходит за рамки моего понимания. Люди погибли, и капитаны ответят их родным. Деточка, не стоит забавляться чужим горем, — покачала она головой и отвернулась от Тамары.
—
— А имена? Он поймет, что это чужое письмо, — произнесла тихо подошедшая сзади медсестра. — Ты сделаешь только хуже, — покачала она головой.
— Я прочту так, что не поймет, — умоляюще взглянула на нее девочка. — Ему бы хоть капельку радости… Пожалуйста… — почти прошептала она.
— Тетя Роза, вы уже отдали письма погибших? — спросила девушка у санитарки. Та в ответ лишь отрицательно покачала головой.
— Дайте их девочке, — она перевела серьезные грустные глаза на Тамару. — Тамара, прочти несколько. Выбери самое нейтральное, где меньше всего рассказывается о семье, о том месте, где человек жил. Хорошо подумай, что будешь ему зачитывать, а что нет. И только потом отдавай ему письмо. Мне скажешь имя и адрес, чье письмо отдала — я объясню капитану.
— Спасибо! — обрадованная Тамара схватила протянутую ей санитаркой пачку писем и присела за углом палатки читать их. Выбрав одно, она отложила его, а остальные вернула санитарке.
— Спасибо большое, тетя Роза! — сказала девочка и в ответ на кивок непривычно молчаливой женщины помчалась в палатку.
— Я нашла, я нашла! — дотронулась она до руки солдата.
— Дай… мне… — прошептал он, приподняв руку. Тамара вложила ему в руку письмо. Тот жадно схватил его, прижал к сердцу. — Сын… Сын поправился? Что… пишет сестра? — спросил он у Тамары.
— Я не знаю… Я не читала, — ответила девочка, вдруг оробев. Внезапно она поняла, что не просто так он ждал письма… Он ждал известий о сыне. Что-то случилось с его сыном. А с его женой? И как теперь ей выкручиваться? Хорошо хоть сказал, что сестра должна письмо написать…
— Прочти… — ткнул задумавшуюся девочку письмом в плечо солдат.
Это было самое тяжелое чтение для Тамары. Она просто физически ощущала, как с ее языка льется ложь, и чувствовала себя отвратительной обманщицей, произнося выдуманные слова. Она не произнесла ни одного имени, изо всех сил следя за тем, чтобы случайно не назвать никаких подробностей… Закончив читать, она сунула письмо в руку притихшему солдату и пулей вылетела из палатки. Отбежав подальше, девочка рухнула в траву и дала волю слезам.
Спустя время она почувствовала на своем плече чью-то руку. Всхлипывая и вытирая слезы, девочка села, спрятав заплаканное лицо в коленях.
— Он понял, что письмо чужое? — мягко спросила присевшая рядом медсестра.
Тамара отрицательно покачала головой и тяжело вздохнула.
— Он ждал известий о сыне… С ним что-то случилось… И почему-то ждал письмо от сестры, а не от жены… А я обманула… Я смотрела на него и врала ему! Он ждал важных для него вестей, а я врала, врала, врала! — сгорая от стыда, Тамара разрыдалась снова.