Колеса ужаса
Шрифт:
Когда лейтенант Вагнер наконец понял, в чем дело, он чуть не плача, рухнул на стул и беспомощно расписался под Плутоновым длинным описанием одной из самых богатых событиями ночей в скучной истории военного городка.
Опасность для Вагнера заключалась в том, что он не слышал выстрела. Видимо, спал или находился в самовольной отлучке. Он хорошо знал подполковника Вайсхагена и был уверен, что тот терпеливо сидел час за часом, дожидаясь его доклада, который дежурный офицер в данных обстоятельствах должен был немедленно сделать коменданту городка или его адъютанту. А со времени выстрела прошло уже шесть часов. Лейтенанту
Когда эта трагедия дошла до его сознания, лейтенант несколько раз открыл и закрыл рот, не издавая ни звука, Но заревел быком, когда Плутон с улыбкой доложил, что комендант был очень доволен патрулем и что дежурный офицер должен отметить этот факт в книге происшествий. С зубовным скрежетом Вагнер, пошатываясь, ушел навстречу участи, которую сулил ему этот день.
4. УБИЙСТВО ИМЕНЕМ ГОСУДАРСТВА
Солнечным утром мы вывели их из тюрьмы. Они совершили последнюю поездку в тряском грузовике.
Они помогали толкать грузовик, когда он застрял. Казалось, стремились помочь двенадцати пулям найти свою цель.
Это делалось во имя немецкого народа.
Порта влез последним в крупповский дизельный грузовик. При переключении скоростей машина скрипела и скрежетала. Мы отъехали от казармы и сделали недолгую остановку у штаба, чтобы получить разрешение на выезд.
Пока грузовик ехал по городу, мы окликали девушек и приветственно махали им руками. Порта начал рассказывать непристойную историю. Мёллер попросил его замолчать. Вспыхнула краткая, но бурная ссора. Она прекратилась, когда мы въехали в городок пехотного полка. Наконец машина остановилась перед караульным помещением.
Старший нашего наряда, фельдфебель Пауст, вылез из кабины и позвонил. Шестеро из нас спрыгнули и последовали за Паустом в приемную гарнизонной тюрьмы. Там мы обнаружили нескольких бледных пехотинцев, служивших тюремными надзирателями. Пауст вошел в канцелярию взять документы у пехотного фельдфебеля. Это был рослый, лысый человек, мышцы его лица возле глаз нервно подергивались в тике.
Порта с интересом спросил:
— Ребята, как вы коротаете время в этой каталажке?
— На твоем месте я бы не беспокоился, — ответил пятидесятилетний ефрейтор. — Тебе предстоит секундное дело. А мы здесь работаем изо дня в день. Знаем заключенных по нескольку месяцев. Часами ведем разговоры с ними. Заключенные становятся нам вроде друзей. Хоть бы они были последними — так завтра должна поступить очередная партия. И конца этому не видно. С ума можно сойти.
— Карл, ты слишком много болтаешь, — предостерег его другой пожилой ефрейтор. Отвел своего друга в сторону и недоверчиво посмотрел на нас.
Мы с любопытством оглядели небольшое караульное помещение. На столе валялись грязные чашки и тарелки. На одной из стен висела школьная доска с написанными номерами камер и фамилиями заключенных. Зеленая галочка возле фамилии означала, что ее обладатель приговорен к смерти. Я насчитал их двадцать три. Красная обозначала заключенных, ждущих утверждения их приговоров трибуналом. Их было много. Синие галочки означали концлагерь; их было всего четырнадцать.
На противоположной стене висели большие фотографии Гитлера и Кейтеля [20] . Они равнодушно взирали на доску со сведениями о трагичных судьбах людей.
— Какого черта они там тянут резину? — пожелал узнать Шварц. — Сегодня на обед горох; если опоздаем, нам достанутся одни объедки.
— Что вы только за люди, — сказал пожилой ефрейтор. — Думаете о еде, когда вам предстоит такая работа. Я со вчерашнего дня двадцать раз бегал в сортир, потому что нервничаю. А вы, Господи, только и способны думать, что о горохе!
20
Фельдмаршал Вильгельм Кейтель был начальником штаба Верховного командования вермахта (1938—1945). — Примеч. ред.
— А почему бы нет, дедуля? — усмехнулся Порта. — Возьми себя в руки. Слишком уж вы, пехота, чувствительные.
— Заткнись ты, — сказал ему Мёллер.
— Давно ты произведен в состав надменных ублюдков со звездами, нашивками и правом приказывать мне? — поинтересовался Порта.
— Скотина, — категорическим тоном произнес Мёллер.
— Это твое мнение. Вот погоди, окончатся стрельбы, тогда я потолкую с тобой, дворняжка.
Порта зловеще улыбнулся, и Мёллер осмотрительно перешел к другой стороне стола.
Тюремные служащие нервозно расступались перед ним. Казалось, они боятся прикасаться к нам.
Из ближайшего кабинета донеслось звяканье ключей. Громко вскрикнула женщина.
Плутон зажег сигарету с опиумом и жадно затянулся. Штеге смотрел на свои ноги в грубых, но зеркально блестящих сапогах. Какой-то пехотинец, сидя за столом, нервозно чертил по нему пальцем. Атмосфера была наэлектризованной.
Зазвонил телефон. Старший из ефрейторов снял трубку и, выпрямясь, застыл на стуле.
— Гарнизонная тюрьма, ефрейтор Брейт. Так точно, наряд здесь. Все готово. Конечно, семьи будут извещены, как обычно. Докладывать больше не о чем.
И положил трубку.
— Вас ждут в «Зенне», — сказал он через плечо.
— Черт возьми, это что-то вроде сочетания браком в отделе записи актов гражданского состояния, все ждут, — сказал Плутон. — Хоть бы поторопились, пока у нас не началось нервной дрожи.
Едва он это произнес, дверь открылась. Вышли девушка-телефонистка и седой унтер-офицер. Одетые в хлопчатобумажную форму для хозяйственных работ. Это были смертники. За ними шли фельдфебель-кавалерист и Пауст с бумагами под мышкой. Он старался выглядеть беззаботным, но его водянистые голубые глаза нервозно мигали.
Кавалерист посмотрел в регистрационную книгу и сказал:
— Если у вас есть какие-то жалобы, говорите.
Смертники промолчали, но испуганно посмотрели на нас шестерых в касках и с винтовками. Явно не сознавая, что делают, они расписались в регистрационной книге.
Пауст с кавалеристом обменялись рукопожатием и попрощались. С таким видом, будто говорили друг другу «спасибо» и «до встречи».
Мы вышли из караульного помещения со смертниками посередине и влезли в грузовик. Солдаты помогли девушке забраться в кузов, хотя в помощи больше нуждался старый унтер.