Колесница
Шрифт:
Уголь был затарен впрок, и начался долгий период подгонки и прокатки. Транспорт показывал себя отлично. В разы мощнее, чем цепная велоповозка, но при этом не такой прожорливый, как бензомашина. Отец накатался вдоволь и со временем реже возвращался за руль. Он поддерживал механизмы в исправности, продолжал говорить о большом путешествии, но так на него и не решился. Не успел.
Ракель подняла глаза к потолку, поморгала. Когда слёзы подсохли, она сверила стрелки на часах и выглянула наружу.
Корнет Порытинский прибыл ровно к восьми, минута в минуту. Лицом
– Тапки не по уставу, офицер. – дразнила Ракель.
– Да знаешь, как обидно. – жаловался опальный. – Китель казённый хорош, шинель тоже, а башмаки – как есть говно. На самом важном проворовались, трутни кабинетные.
– Здорово ты их на заседании. Я чуть прямо там не заржала, правда... в общем, вот. – Ракель скрылась за дверью гаража и вернулась с новенькой парой сапог в руках. – Носи на здоровье. Не хочу, чтоб твои мозоли нас тормозили.
– Откуда? – ошалело спрашивал корнет, рассматривая обувь.
– Позаимствовала у двух толстых фабрикантов в честь почётной отставки. – шутила Ракель. – Спонсор подарка «Товарищество Резман и Ромня».
Корнет глупо улыбался, теребил сапоги в руках.
– Чего стоишь? – напирала Ракель. – Примерил бы хоть! Вдруг не подойдут, может, поменять успею.
– Всё как раз! – натянув сапоги, по-детски радовался опальный. – Спасибо тебе от души, напарница.
– Не за что. Ладно, давай ещё один сюрприз покажу. Помоги-ка.
Корнет скинул вещи, помог выкатить второй сюрприз из гаража на улицу. Ракель подложила под колесо кирпичик и отошла в сторону, позволяя опальному оценить машину. Было слегка волнительно.
– Локомобиль на паровом ходу, или просто «лок». – объяснила она. – Этот малыш нас повезёт. Ну... что скажешь?
Корнет почесал побитое лицо и внимательно обозрел транспорт со всех сторон, не решаясь подходить слишком близко.
– Да что говорить... – пробубнил он. – Страшно.
– Страшно красиво? – уточнила Ракель.
– Слушай, – помялся корнет, – не хочу тебя обижать, но выглядит эта штуковина так, будто её туземцы с Пустыря по укурке собирали.
– Чего обижаться? – горько усмехнулась Ракель. – Мы с тобой сами – без пяти минут туземцы с Пустыря.
– А нормально, что там пожар под капотом? – указал корнет.
– Сам ты... пожар под капотом. – отвечала Ракель. – Это топка с углями. Пока не раскочегарится, машина с места не тронется – поэтому я и разожгла заранее, обдув наладила. Ещё где-то минут десять, и закипит. Объяснить пока, как всё работает?
– Лишним не будет. – согласился корнет.
Он нащупал в кармане шинели портсигар, поджёг папиросу от топки и предложил её Ракель.
– Ты только смотри... ой, спасибочки. – она с удовольствием приняла подношение. – Смотри, говорю, лишний раз к кочегарке не лезь. А то будешь не только опальный, но и опаленный.
Корнет улыбнулся, подкурил ещё одну папиросу для себя и послушно отошёл на пару шагов назад.
– По порядку. – Ракель сделала лёгкую затяжку. – В печи топится уголь, жар от него греет воду в котле, полученный пар валит к поршню через золотник, движется шток, вертится ось – ход есть... вроде ничего не напутала. На случай остановки предусмотрена педаль. Жмём – пар стравливается. Получается расход энергии впустую, но всяко лучше, чем тушиться. Если надо прям совсем встать, надолго, то деваться некуда – запираем заслонку и тушим, пока не погаснет. Естественно, потом опять разжигать придётся. Сызнова, как папа говорил.
– Правильно понимаю, что у нас печь горящая будет под задом? – выдыхая дым, спрашивал корнет.
– Нет. Под задом у нас котёл с кипятком.
– Успокоила.
– Да всё изолировано. – махнула Ракель. – Что ещё? Радиатор, он тепловой режим поддерживает. Четыре посадочных места, или пять, если потесниться. Фонари, передний и задний – на батареях...
Ракель вспомнила, как отец всё время твердил ей – сменные лампы хранятся в потайном ящике под щитком, справа от тормозной педали. Ключ от того ящика она по привычке носила на шее. На вопрос, зачем каким-то лампам почести в виде отдельного хранилища, папа отвечал просто – они хрупкие, а там жара нет и тряска наименьшая.
– Хочу ещё впереди метельник приколотить, как у настоящего паровоза. – продолжала Ракель. – Стильно будет. Кстати, контроллеры – очень важно. Уровень считывают, температуру и давление. Ты будешь за показателями следить.
– А ты? – возмутился опальный.
– Я за рулём. – спокойно заявила Ракель. – А ты как думал? Это – моя страсть. Не всю жизнь же подошвы резать.
Корнет покивал, бросил окурок, вдавил его в землю носом сапога.
– У тебя кто-нибудь остался здесь? – вдруг спросил он.
– Тётка по кабакам пропадает. – ответила Ракель. – Как только ухитряется, не знаю. Пить ей уже давно не на что, а наливают.
– И всё, что ли? – сомневался корнет. – А подружки? Женихи?
– Вот только не надо на больное, господин корнет. – Ракель выпустила в него облачко дыма. – Держусь обособленно, повелось так. Я для местных всегда была немного... как сказать?
– С припиздью? – предположил опальный.
– С ней самой. – согласилась Ракель. – Но это не моя прихоть. Мать – дикая кровь, из племени. Отец с ней возился и так, и эдак, а она всё равно не прижилась. В один день сиганула через забор, и след простыл. Самоизгналась, короче. Сейчас поди где-нибудь с шаманами натирается.
Корнет задумчиво присвистнул.
– У тебя, наверное, и копьё спрятано? – спросил он. – Или бубен?
– В бубен дать – это я завсегда с радостью, вот увидишь. – ответила Ракель. – А у тебя кто?
– Друзья. – вспоминал корнет. – Сослуживцы... бывшие. Родители. Старенькие уже.
– Жалко. – тихо сказала Ракель.
– Сам виноват. – корнет заметил, что Ракель не отводит глаз от его пояса. – Что такое? Расстёгнуто?
– Да нет. Я просто думала... шпагу разве отобрать не должны?