Колесо Перепелкина
Шрифт:
Лилипуты кончили выступление, раскланялись и убежали за бархатный занавес. Цыганистая тетя несколько раз выгоняла их обратно, чтобы снова кланялись и посылали воздушные поцелуи. Но наконец отпустила их и уплыла сама.
Униформисты в красных мундирах начали расставлять блестящие турники и брусья. Клоун Поликарп Фомич смешно путался у них под ногами. Потом девушки и парни в усыпанных блестками костюмах ловко летали с перекладины на перекладину, а Поликарп Фомич, пугался, падал и убегал, схватившись за поясницу.
Но закончился и этот номер. Дядьки в мундирах
— Вот… сейчас… — шепотом сказал Васе мальчик.
Зрители притихли. Лампы поубавили свет. Мужчина во фраке (его звали Петр Федорович), который объявлял все номера, вышел на середину арены. Раскинул руки. Сообщил торжественно, как о выходе королевы:
— Юная эквилибристка на колесах, наша общая любимица Юленька Вишнякова!
Ух, что поднялось! Цирк забушевал аплодисментами. Мальчик-сосед откинулся к дощатой спинке, вскинул обтянутые протертым вельветом колени и хлопал так, что пистолетное щелканье отдавалось в ушах. Потом все стихло. На арену упали светлые круги прожекторных лучей. Оркестр заиграл удивительно живую музыку, и под лучи выбежала девочка. Лет десяти. Длинные золотистые волосы развевались у нее за плечами. («Как у Оли», — с мимолетной грустью подумалось Васе.)
Если бы не эти летучие волосы, Юленька была бы похожа на мальчишку. С озорным курносым лицом, длинноногая, узкоплечая, в матросском костюмчике из трепещущей белой ткани. Она прошлась по арене колесом, встала, вытянулась и раскинула руки. Вот, мол, я, здравствуйте! Опять взорвались аплодисменты, но лишь на несколько секунд. Зрители притихли и ждали.
Униформисты вывели из-за красного бархата небольшой блестящий велосипед. Толкнули на дорожку. И он побежал по кругу, как послушная лошадка. Девочка догнала его, хлопнула по седлу, вскочила на раму, сделала на ней ласточку и так проехала целый круг. Затем ухватилась за руль, сделала стойку на руках, вытянув вверх коричневые ноги в белых башмачках. Упруго толкнулась, перелетела и встала на багажник. А велосипед все бегал по кругу, словно у него был скрытый моторчик. Но Вася-то понимал, что дело не в моторчике. Между девочкой и велосипедом было созвучие. И когда зрители захлопали опять, Вася захлопал тоже. От души!
А девочка и велосипед… что они только ни делали! Юленька взлетала над велосипедом, крутила в воздухе сальто и ловко приземлялась ногами на седло. Выгибала мостики. Стоя на раме, жонглировала блестящими кольцами и разноцветными мячиками. Иногда соскакивала и командовала своим двухколесным дружком, как живым. Велосипед послушно вставал на дыбы (на заднее колесо), вертелся в танце, опрокидывался на руль и седло, вращая колесами в воздухе (словно дрыгал ногами). Потом велосипед дурашливо убегал, а Юленька грозила ему пальцем. Велосипед виновато возвращался. Девочка прощала его, и они вдвоем танцевали вальс.
И была Юленька Вишнякова такая тонкая и гибкая, такая… добрая и сказочная, что
Юленька снова вскочила на раму и помчалась по кругу. Оркестр затих. Два униформиста бросили девочке скрипку и смычок. Она, изогнувшись, подхватила их, вскинула скрипку к плечу и заиграла.
Вася раньше никогда не слышал такой волшебной мелодии. Она была… ну, как самая ласковая ласка, как самая дружеская дружба, как… такая теплая радость, от которой даже немного печально…
И когда это кончилось, Вася не поверил. Неужели больше он не увидит, не услышит этого волшебства?
Несколько раз еще Юленька под шум и крики зрителей появлялась на арене, тонкая и легкая, как белое перо, кланялась, ладонями посылала всем приветы и наконец убежала насовсем. А Петр Федорович во фраке посмотрел ей вслед вздохнул, и объявил:
— Антракт!
Мальчик-сосед перестал хлопать и посмотрел на Васю блестящими глазами:
— Ну? Что скажешь?
— Да-а… — выдохнул Вася. — Вот это музыка!
— Да что музыка! Главное, как она на велосипеде!.. Словно крылья у нее…
— Да. Но без музыки было бы не так хорошо… — осторожно возразил Вася. Спорить не хотелось, но и уступать не хотелось тоже. Получилось бы, что он дал Юленьку в обиду.
Мальчик слегка пожал плечом.
— Ну да… Но в общем-то мелодия известная. Это Вивальди, совсем не сложная пьеса, ее хоть кто сыграет. А вот велосипед…
Вася не понял про какое такое «вивальди» мальчишка говорит, и сказал, слегка набычившись:
— Как это «хоть кто сыграет»? Может, и ты?
Мальчик глянул опять своими темными, с блеском глазам. Ответил необидчиво и без хвастовства:
— Ну, и я… А что такого? Да я это уже играл, не раз… — И пошевелил на коленях длинными пальцами. Вася посмотрел на эти пальцы — загорелые, со сбитыми костяшками и очень тонкие. «Вот оно что!» — понял он. Сказал примирительно:
— Конечно, ты умеешь… А я ни за что на свете не смог бы. У меня слуха нету. На Колесе могу почти как она на велосипеде, а скрипку даже не держал ни разу…
Мальчик смотрел стеснительно, словно чувствовал себя виноватым, что у Васи нет слуха, и не знал, что сказать. И в этот миг раздался бодрый клич:
— Ма-ароженое! Ма-ароженое! — По проходу двигалась полная продавщица в кружевной наколке и белом фартуке. Держала поднос с бумажными стаканчиками, из которых торчали плоские лучинки. — Ма-ароженое! Порция три рубля!..
— Ага. Где их взять-то… — надув и без того пухлые губы, сказал мальчик. То ли Васе, то ли просто так.
Вася вспомнил, что у него есть железный пятирублевик, подарок Акимыча. Недавно Вася по просьбе старика ездил в булочную, привез батоны и сдачу, и Акимыч сказал: «Возьми на мороженое». Вася взял — чего церемониться-то, свои люди… И сейчас он торопливо зашарил про накладным карманам на шортах. Достал монету.