Колесо тьмы
Шрифт:
— Как вы прозорливы, — отозвался тот. — А я, со своей стороны, распознаю за вашим английским произношением выговор округи Фар-Рокауэй в Куинсе.
Улыбка застыла на устах директора-распорядителя. Каким образом, черт возьми, этот человек мог узнать об этом?
— Не удивляйтесь, мистер Майлз: в числе прочего я занимался изучением акцентов. При моей профессии нахожу это полезным.
— Понимаю. — Чтобы скрыть замешательство, Майлз пригубил верначчу и постарался сменить тему: — Вы лингвист?
В светло-серых глазах собеседника
— Вовсе нет. Я занимаюсь расследованиями.
Майлз во второй раз за обед удивился:
— Как интересно! Вы имеете в виду, как Шерлок Холмс?
— Что-то вроде этого.
Довольно неприятная мысль промелькнула в голове у круизного директора.
— А сейчас, здесь, тоже расследуете?
— Браво, мистер Майлз!
Кое-кто из сотрапезников уже начал прислушиваться, и директор-распорядитель не знал толком, что сказать. Его охватил приступ нервозности.
— Ну что ж, — смешком он попытался свести все к шутке, — я знаю, кто и как это сделал: дворецкий в кладовке. Подсвечником.
Когда остальные вежливо рассмеялись, он вновь постарался увести разговор от скользкой темы.
— Мисс Грин, вы когда-нибудь видели картину «Прозерпина» Россетти?
Девушка обратила на него взгляд, и Майлз почувствовал некоторое смятение. Было что-то странное в этих глазах.
— Видела.
— Мне определенно кажется, что вы напоминаете женщину с этого полотна.
Гостья не отвела пристального взгляда:
— Следует ли мне быть польщенной сравнением с возлюбленной владыки царства теней?
Причудливый ответ, его сила и яркость, а также резонирующий голос, как на старых грампластинках, смутили Майлза, но он умел с честью выходить из любых превратностей беседы и ответ нашел мгновенно:
— Плутон [23] влюбился в нее, потому что она была красива и полна жизни — точь-в-точь как вы.
— И в результате похитил ее и утащил в ад, чтобы сделать своей женой.
23
Плутон — в римской мифологии бог подземного мира и царства мертвых; Прозерпина — его жена.
— Что ж, некоторым везет!
Майлз окинул взглядом стол и получил за маленькую остроту одобрительный смешок. Даже мисс Грин улыбнулась, с облегчением отметил он.
Заговорил торговец картинами Лайонел Брок:
— Да-да, я хорошо знаю живопись. Насколько помню, эта картина находится в Галерее Тейт.
— Именно. — Майлз с благодарностью повернулся к Броку.
— Довольно заурядное произведение, как и все прерафаэлиты. Моделью послужила Джейн Моррис, жена лучшего друга Россетти. Работа над портретом явилась прелюдией к ее соблазнению.
— Соблазнению… — повторила мисс Грин и устремила свои странные глаза
— У меня свои маленькие секреты, — ответил Майлз с очередным легким смешком.
Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз и, пожалуй, более дерзок, чем он привык слышать. Вряд ли когда-нибудь еще мисс Грин окажется за его столом.
— «И от себя сама я далека, и прошлого мне здесь совсем не жаль…» — продекламировала она.
За столом стало тихо.
— Как красиво! — произнесла молчавшая до сих пор вдова мясного магната Эмили Дальберг, поразительно аристократичного вида женщина в вечернем платье, со старинными ювелирными украшениями, стройная и хорошо сохранившаяся для своего возраста. Майлз подумал, что она выглядит и говорит точь-в-точь как баронесса фон Шрёдер из мюзикла «Звуки музыки». — Кто написал это, моя дорогая?
— Россетти, — ответила Констанс. — Это стихотворение, которое он написал о Прозерпине.
Брок обратил на девушку серые глаза:
— Вы историк искусств?
— Нет, я педант и обскурантист.
Брок рассмеялся.
— Нахожу педантов и обскурантистов очаровательными, — проговорил он с улыбкой, подаваясь ближе к ней.
— Вы тоже педант, доктор Брок?
— Ну, я… — Он предпочел отшутиться: — Полагаю, кто-то может меня так назвать. Я взял с собой несколько экземпляров своей последней монографии о Караваджо. Отошлю копию в вашу каюту, тогда вы сами сможете решить.
В этот момент в компании воцарилась тишина, потому что к столику подошел представительного вида человек с посеребренными сединой волосами, в форме морского офицера. Он был строен и подтянут, а из-под козырька фуражки поблескивали голубые глаза.
— Рад приветствовать вас на борту «Британии», господа.
Все присутствующие приветствовали его в ответ.
— Как идут дела, Роджер?
— Все просто замечательно, Гордон.
— Разрешите представиться. — Новоприбывший одарил присутствующих обаятельной улыбкой. — Я Гордон Ле Сёр, первый помощник капитана «Британии». — У него оказался очаровательный ливерпульский выговор.
Над столом пронесся негромкий гул голосов — гости поочередно представлялись.
— Если у вас есть какие-то вопросы по поводу судна, я к вашим услугам. — Офицер снова улыбнулся. — Как вам обед?
Все заверили, что обед превосходен.
— Прекрасно! Мы будем хорошо заботиться о вас, обещаю.
— Я вот хотела узнать… — заговорила миссис Дальберг. — Говорят, «Британия» — крупнейшее круизное судно в мире. Насколько она больше «Куин Мэри»?
— Мы на пятнадцать тысяч тонн тяжелее, на тридцать футов длиннее, на десять процентов быстрее и вдвое красивее. Однако, миссис Дальберг, в одном вынужден вас поправить: «Британия» не круизное судно, а океанский лайнер.