Колея к ржавому солнцу
Шрифт:
Висевшее, как заплатка, на фасаде старинного здания объявление выглядело насмешкой. На полуотклеившемся листе бумаги чернели отпечатанные на принтере, уже немного потекшие чернилами буквы: «Помощь при наркозависимости». И номер телефона.
6. Остров проклятых
Пропущенный от Остров Проклятых.
Костас Троцкий на ходу разглядывал экран телефона, словно пытаясь понять, перезванивать ему или нет. Его мобила – настоящий звероящер с монохромным дисплеем. Производитель уже несколько лет как перестал изготавливать телефоны, не выдержав конкуренции, перешел на выпуск другой продукции, а трубка все еще работает как новенькая. Даже батарея живая, тянет почти
– Эй! – каркнули вдруг впереди скрипучим голосом, напомнившим звук, с которым отдирают приколоченную доску. – Зенки разуй! Смотри, куда идешь!
Он моментально поднял глаза и едва успел притормозить, чуть не врезавшись в бездомного, раскорячившегося посреди тротуара в инвалидной коляске. Хромированные, как элементы прокаченного автомобиля, детали коляски резко контрастировали с грязными обносками, натянутыми на подобие человека.
– Машину так же водишь? – продребезжал бродяга, когда Костас встретился с его наглым взглядом. – Ни на кого не смотришь?
Страшное, переходящее от красного к синему цвету лицо бездомного покрывали крупные бордовые пятна. Немытые волосы на непокрытой голове походили на спутанную морскую капусту с вкраплениями то ли мусора, то ли крупной перхоти. Неопрятная борода росла клочками. Одна из рук колясочника пряталась под заляпанным краской шерстяным солдатским одеялом, укутывающим ноги или что там от них осталось. Другая, из-за недостающих мизинца и безымянного пальца больше похожая на птичью лапу, вцепилась в пузырек с настойкой боярышника, на дне которого что-то едко плескалось. Зубов, если судить по расколовшей лицо бездомного ухмылке, у него было еще меньше, чем пальцев. И запах как из помойного бака.
– Мелочью не выручишь, земеля? – взгляд инвалида мгновенно стал цинично-заискивающим.
Из похожих на плевки водянистых глаз с засохшими желтыми выделениями в уголках будто выплескивалась душевная муть. Троцкий успел разглядеть провод наушников, тянувшийся из-под одеяла, и молча обошел коляску по дуге, выйдя на самый край тротуара.
– Зажал денюжку? – громко выкрикнул бродяга. – Члену паралимпийской сборной зажал? Всего немного, на лекарства! Не на допинг! Страна запомнит своих гер-р-роев!.. – он пронзительно закашлялся, а потом стал материться в спину уходящему Троцкому.
Ругань бродяги ржавым саморезом ввинтилась в нездоровое состояние Костаса, помноженное на сто граммов «коскенкорвы», едва ли не насильно влитых в него Олегычем. Захотелось развернуться, схватить коляску, закатить в ближайшую подворотню и там, опрокинув на землю, в кровь избить «паралимпийца». Ногами, чтобы в следующий раз думал перед тем, как выступать. Впрочем, таким пассажирам все побои побоку.
Усилием воли заставил себя не оборачиваться, идти дальше, не обращать внимания. В конце концов, это же он сам обещал, произнося присягу: «Клянусь уважать и защищать права и свободы человека и гражданина». Вот и уважай теперь, несмотря ни на что…
Даже на то, что в данный момент Костас находится не при исполнении, а на больничном.
Грипп объявил населению города войну. Все вокруг температурили, кашляли и истекали соплями, в коридорах районных поликлиник закручивались змеи километровых очередей, на каждого отстоявшего в них пациента у участковых терапевтов по графику было выделено чуть больше шести с половиной минут – и за это время надо было еще заполнить карточку. Выручка в аптеках увеличилась в разы. Несколько человек, стариков и маленьких детей, умерло. На войне как на войне.
Троцкого прихватило неделю назад. В четверг на работе он почувствовал озноб и тяжесть в голове. К концу дня голова превратилась в наполненный пульсирующей болью ватный ком. Вечером, добравшись до дома, он выпил три рюмки водки, с октября настаивавшейся в темноте кладовки на меде и перце. С ощущением легкого опьянения и надеждой, что дотянет до выходных, уснул, до подбородка натянув на себя
А сегодня утром Троцкий отправился на повторный прием, где все та же врач краем уха выслушала о его успехах, что-то буркнула про возможные осложнения и продлила больничный лист до понедельника. На работу во вторник. Разбогатев на несколько свободных дней и стараясь не думать о зашивающихся в отделе коллегах, Костас вышел из поликлиники. Домой возвращаться не хотелось, было желание пройтись и продышаться. Воткнув в уши пиратскую копию «Громче воды, выше травы» (что-то модно, а что-то вечно), он отправился побродить по скользким улицам, удивляясь встречным туристам, сошедшим с ума настолько, чтобы приехать смотреть его город в феврале. Старательно избегая продуваемые навылет набережные, Троцкий в какой-то момент понял, что оказался на Литейном проспекте, откуда дорога была одна – в «Копы».
Цифры на телефоне показывали почти двенадцать. Бар работал с одиннадцати. Сейчас там малолюдно, как в метро за пять минут до закрытия. Костас решил зайти. Высушить слякоть на «тимбах», согреться, перекинуться парой слов с барменшей, попросить ее налить в пивной бокал крепкого чая с лимоном, покивать головой в такт легкой атмосферной электронике, которую обычно крутили тут днем.
Вышло все по-другому.
На несколько секунд сбитый с толку нуаровым полумраком «Копов», он увидел сидящего за стойкой Артемьева, знакомого опера из Угрозыска. Это был похожий не то на древнего святого, не то на великого грешника мужик в годах. Волосы, присыпанные солью седины, резкие, словно вырезанные из потемневшего дерева, черты лица, пламя в желтовато-серых глазах, даже если Артемьев просто рассказывал анекдот. Впрочем, анекдотов от Артемьева Троцкий никогда не слышал. Говорил Олегыч только о делах. Вот и сейчас, орудуя вилкой в «шлемке» из нержавейки с разжаренной картошкой по-деревенски и свиной отбивной, он потчевал Костаса историей об обрушившемся на него свежем трупе, найденном в сторожке на стройке.
– …Кувалдометром ударили в затылок так, что у того глаза из глазниц повыскакивали. Висели на нервах, как елочные игрушки. И кожу содрали…
Мрачноватое общество, чтобы просто выпить горячего чая, подумал Троцкий, но все равно присел рядом за стойку. До чая, впрочем, дело не дошло. Артемьев сразу предложил выпить спиртного.
– По «соточке», а, Костас? Давай составь старику компанию.
– Ты же на работе.
– И что? Кому это когда мешало? Я почти пенсионер, ценный сотрудник. Руководство не трогает… Главное, завтра не продолжить. Все-таки убийство, нужно найти и покарать виновных… Так ты как?..