Колхозное строительство 7
Шрифт:
Получится сказка.
Лунный модуль, созданный в октябре 1964 года корпорацией Bell Aircraft Corporation и принятый НАСА после неполноценных испытаний как «тренажёр», ни за какие коврижки не хотел летать над поверхностью Земли при направлении струи маршевого двигателя с любым вектором относительно поверхности Земли. В общем, до Карлсона далеко. А почему? Тупые! Это не Пётр, это Задорнов сказал. Ладно, шутка. На самом деле в США в 1969 г. ещё не имелось самолёта с вертикальным взлётом, потому надо было всё делать с нуля. И не смогли. Только через десятки лет американцы, наконец, создали такой, он полетел, и даже Шварценеггер чего-то там на нём крушил. Создали — скопировав наш, советский «Як-141». Не только в области балета мы впереди планеты всей. Самое приятное, что теперь это знают все.
А что с Лунными Модулями (ЛМ)? Три из пяти
Полноценно тренировать отряд астронавтов НАСА на таких «тренажёрах» невозможно — не покатаешься. К тому же в США совершенно не представляли себе условий работы реальных астронавтов у Луны:
— перед лунной посадкой предстояло работать в условиях значительного пылевого облака, а пилот летал на тренажёре над чистыми плитами полигона;
— обоим астронавтам после отсоединения от КСМ пришлось бы лежать на панели управления или стоять на узком клочке жилого пространства ЛМ (сидений в ЛМ не имелось).
Получается, этот вариант не устраивал. Кроме того, он был слишком лёгок, ненадёжен, не обеспечивал полётов в любой проекции относительно поверхности и в более тяжёлых условиях прилунения. Когда в 1962 г. стало ясно, что проект «Белла» зашел в тупик, то проект по созданию другого ЛМ были заказан на фирме «Грумман». Работы над созданием этого тяжёлого ЛМ весом аж в пятнадцать тонн успешно провалились уже на стадии компоновки узлов и агрегатов. Запредельный по массе, он не мог стартовать из-за слишком слабого двигателя — всего 5/6 нужной тяги. К тому же он имел чрезвычайно маленький объем жилого отсека приблизительно в 4,6 м^3, работать в котором двоим и даже пролезть в люк в накачанном скафандре с ранцем жизнеобеспечения за плечами, было невозможно.
Топливные баки, которые по проекту должны были нести в себе 10,5 тонн топлива при общем весе ЛМ в 15 тонн, оказались слишком малообъёмны, сопло основного двигателя взлётной платформы упиралось прямо в посадочную без необходимого зазора, а кожух его — практически прямо в зады астронавтов, находящихся в жилом отсеке.
Вот вывод опрашиватели мистера Джеймса Уэбба сделали правильный: американцы, судя по всему, не могут сесть на Луну. Не на чем. При этом потрачены миллиарды. Ну а дальше — про Лунную Аферу. Вот теперь нет ни Брежнева, ни Устинова, ни Джонсона, ни Кеннеди — кто не при делах, а кто и в могиле, или на краешке оной. С нашей стороны Келдыш Мстислав Всеволодович остался. Он в нынешних условиях — фигура ведомая. А вот с той стороны сейчас в кресле руководителя НАСА сидит доктор металлургических наук Томас Оттен Пейн, и он в курсе всех телодвижений бывшей администрации США и мистера Уэбба.
— Пётр Миронович, вы живы там?
— А чего я? Что я должен сделать, и при чём тут вообще я? — оторвался от протокола.
Почему все смотрят на него? Ну да, «философский самолёт» — его детище. И это он спрашивал Шелепина про попытки администрации США втянуть того в Лунную Аферу. Ну ведь есть Косыгин. Он что, не в курсе был?
— Всё же «озвучьте» своё мнение, как вы выражаетесь.
— Думаю, надо поговорить с товарищем Устиновым. Ну и с Келдышем.
— Поговорите. Вот вместе с Георгием Карповичем и поговорите, — Косыгин оторвался от бумаг. — Товарищи! Вопрос по космосу важен. Тут даже спорить не о чем. А что у нас с «Оплеухой»? Она ведь уже два часа как началась, — Предсовмина повернулся к маршалу Гречко. — Андрей Антонович, доложите нам.
Интерлюдия шестая
Офицер читает лекцию солдатам:
— Атомная бомба всегда взрывается в эпицентре.
Ядерная ракета «Сызрань» превратит любой город США в Сызрань.
С давних времён, при всех династиях и правителях, у Китая были две отличительные черты. Первая из них — раздолбайство. Практически всё, что делалось в Поднебесной, если не находилось на прямом и постоянном контроле из самого центра, делалось кое-как. Вторая черта — созвучная с первой: байство. Всякий чиновник, едва получив право носить на шапке шарик из драгоценного камня, считал, что теперь заслуживает жить если не как сам Император, то по крайней мере пропорционально своему положению на карьерной лестнице. А если учитывать, что наверху этой лестницы золотом разве что не подтирались, да и то, вероятно, лишь потому, что это некомфортно, то можно
В составе армейского соединения, которое в своё время дезертировало из НОАК и сбежало через границу в Казахстан, были не только уйгуры и ойраты. Имелись там и вполне себе ханьцы, в основном офицеры, которых сразу же и взяли в разработку советские армейские разведчики. Эти самые товарищи, заброшенные на родину, и действовали в тот день «в тылу врага». Они повели ни хрена не понимающих китайских солдатиков в оружейку, потом распихали по тентованным «Юцзиням», и через несколько часов выпихнули из кузовов где-то в пустыне, дав приказ провести разведку боем во-он в том направлении. Во-он там за холмом обнаружились монгольские пограничники, которые сперва тщательно задокументировали и зафиксировали на плёнку факт вторжения, а потом сделали ноги, позволив китайцам занять их импровизированную заставу.
Теперь относительно раздолбайства. После масштабнейших чисток, проведённых маоистами, в генштабе НОАК все было, мягко говоря, не очень стройно. Если за линиями соприкосновения с советскими войсками и, особенно, точками, в которых проводились провокации, ещё худо-бедно вёлся контроль, то китайско-монгольская граница, несмотря на то, что совсем недалеко от неё находились весьма важные для Китая объекты, была откровенно третьестепенной в текущем списке забот китайских военных. В силу этого «Оплеуха» получилась совсем не громкой — пришлась она чуть ли не в пустоту. Об ответе «монголов» на китайское «вторжение» в Центре узнали с сильным запозданием, да и потом ещё несколько часов ломали голову, как сообщить об этом товарищу Мао. Когда наконец в район прилетела на разведку пара бомбардировщиков «Сиань», группа вторжения уже успела полностью занять Баян-Обо, расположиться и окопаться. Разве что портянки над кострами не сушили. Мышей, однако, вражеская солдатня ловила чётко: один из «Сианей» развалился в воздухе, размётанный в клочья, а второй смог уйти только из-за того, что у советской зенитной ракеты в последний момент забарахлила система самонаведения.
Генерал Су Юй, с лицом мертвеца подавший Мао рапорт и фотографии, ждал чего угодно, в том числе, что его прямо здесь и сейчас прислонят к стенке. Таких скверных вестей Председателю ЦК КПК не приносили очень, очень давно. Мао прочитал рапорт и, не шевельнув ни единым мускулом, произнёс:
— Благодарю, вы свободны.
В следующие несколько секунд генерал, в своё время много повоевавший с гоминьдановцами и японцами, испытал самый сильный перепад эмоций в своей жизни. Сперва — невероятное облегчение, а затем… Уже выходя из огромного кабинета Председателя, он услышал, как тот снимает трубку телефона и говорит:
— Дайте Шуанчэнцзы и генерала Не Жунчжэня.
Шуанчэнцзы был базой баллистических ракет. В ближайшее время ему предстояло стать также и космодромом. Единственная готовая ракета «Чанчжэн» межконтинентальной дальности была потеряна буквально на днях в ходе неудачной попытки запуска первого китайского спутника, потихоньку собиралась вторая, но там всё ещё стояли на боевом дежурстве старые ракеты «Дунфэн» второго поколения с дальностью до восьмисот километров. Примерно столько и было от Шуанчэнцзы до Баян-Обо. При этом точность «Дунфэн-2С» оставляла желать много лучшего — с уверенностью можно было говорить разве что о попадании в круг пятикилометрового радиуса. Что же касается генерала Не Жунчжэня, то он был руководителем китайской ядерной программы. Су Юй почувствовал, как по спине скользнула мерзкая холодная струйка. На секунду генерала охватило желание вернуться, но затем он вспомнил, что табельный пистолет сдал при входе в приёмную.