Колизей. «Идущие на смерть»
Шрифт:
– Тогда я… Выпью воды…
С болезненной улыбкой Луция потянулась к чаше и, взяв ее дрожащей рукой, вдруг выплеснула ее содержимое в видневшееся над краем постели веснушчатое лицо, и с удовольствием услышала, как отфыркивается спрыгнувшая в проход мучительница.
– Ахилла, ну перестань, пожалуйста, – раздался рассудительный голос Свами. – Она и так чуть жива…
– Не говори ерунды! «Едва жива», – весело передразнила ее девушка, вытирая лицо подолом туники. – Да она уже очухалась! А надо всего-ничего – пару раз назвать задаваку сенаторшей. Надо же, какое действенное средство! Ее бы к моему Камиллу на пару недель, как бы
Вконец рассвирепевшая «умирающая» свесила голову в проход:
– Только подойди ко мне – глаза выцарапаю!
– Ух ты! И как ты предполагаешь это сделать, сенаторша?
– Девушки, перестаньте, – снова вмешалась обеспокоенная назревающей ссорой Свами. Отобрав из рук Луции пустую чашу, она снова налила туда воду из стоящего на столе кувшина, – Ахилла, ложилась бы ты спать! А ты, милая, не сердись на нее. Она хороший человек, только немного задиристый.
– Ну вот, – пробормотала «задира», забираясь на свое место, – все мое воспитание насмарку. Эта самая… сенаторша… должна понять, что здесь слабым не место. Нечего из себя дохлятину корчить. Кстати, сенаторша, а с какого перепугу ты здесь оказалась? Венацио – не лучшее развлечение для приличной девушки. Или приключений на свою холеную задницу захотела?
Луция хотела огрызнуться, но в последний момент передумала и просто ответила:
– Увлеклась одним гладиатором, а отец застал в самый неподходящий момент.
– Ничего себе, – Ахилла аж присвистнула от такой новости и уже совсем другим тоном поинтересовалась: – А что стало с парнем? Он жив?
– Не знаю… Сенатор обещал скормить его хищникам на арене.
– Вполне возможно, – подтвердила Свами. – А еще его могут распять в назидание остальным.
Приготовившаяся ко сну Ахилла стрельнула глазами в посеревшее от ужаса лицо Луции и пробормотала:
– А ты что думала? Мы для вас хуже грязи… Впрочем, некоторые из римских патрициев обожают принимать грязевые ванны. Не плачь, сенаторша, не знаю, кого поймали в твоей постели, но он достойно примет смерть. Это часть его профессии, а с сегодняшнего дня и твоей тоже.
С этими словами, произнесенными в качестве пожелания «спокойной ночи», бывшая гладиатрисса повернулась лицом к стене и, натянув на голову тонкое одеяло, сделала вид, что спит.
Девушки видели уже третий сон, а Луция все лежала, вглядываясь в темноту широко открытыми глазами. Ей не давали спать незнакомые звуки. Вот что-то пробормотала во сне Свами, по галерее прошла, топая вразнобой, охрана, в загоне замычал сонный бык… Она стала перебирать события прошедшего дня, перевернувшего ее жизнь. Вчерашняя владычица римских салонов думала о том, что где-то на охапке прелой соломы лежит в ожидании казни человек, который делил с ней ложе, и почувствовала сожаление, что была с ним презрительно холодна. Но, в конце концов, усталость взяла свое, и она забылась сном без сновидений, словно провалилась в огромный колодец.
Сказать «прости!»
– П одъем! Вставайте, «курицы»! – Луция с трудом оторвала налитую свинцом голову от подушки, не понимая, что происходит. Вместо посте ли – узкая жесткая койка, напоминающая птичий насест, вместо тихого лепета рабыни – сердитый голос тренера. Прошедшая неделя слилась для нее в один кошмарный сон, и римлянка каждое утро просыпалась с мыслью, что «Звериная школа» ей только привиделась.
Увы, хриплый лай Нарцисса был более чем реален, и надо было как-то прожить еще один безрадостный день. Если бы не жажда мести, сжигающая ее сердце, Луция уже давно покончила с собой, но одна мысль, что Присцилла с сенатором избегнут заслуженной кары, заставляла ее каждое утро, превозмогая себя, плестись на вытоптанный дворик, с трудом держа в ладонях, покрытых лопнувшими водяными мозолями, тяжелые щит и меч.
Чтобы размять закостеневшие от накопившейся усталости мышцы, девушка потянулась, захрустев суставами. Собравшись с силами, она попыталась спрыгнуть на пол, буквально свалившись на руки Ахиллы, которая всю неделю с интересом наблюдала за пробуждениями бывшей патрицианки. Поймав падающее тело, она подтолкнула его на постель Корнелии, и Луция, охнув, распласталась на ней, точно овечья шкура.
– Спасибо! – последняя неделя для надменной римлянки не прошла даром. За это время ей досталось от скифянки столько тумаков за неправильное, как той казалось, поведение «сенаторши», что не привыкшая к подобному обращению первая красавица Империи всерьез подумывала придушить свою мучительницу, и только опасение, что ничего, кроме позора, из этого не выйдет, останавливало отчаявшуюся девушку.
Приведя себя в порядок, они вышли на утреннее построение, а оттуда вместе с остальными товарками – в столовую, где их ждал легкий завтрак из хлеба, фиников и маслин. Федрина, как и остальные владельцы «фамилий венатория», считал, что растительная диета полезна его охотникам и совершенно не жаждал тратиться на мясо, стоившее в два раза дороже овощей и фруктов.
– На выход! – раздалась команда Нарцисса, сопровождаемая дребезжанием колокола, и девушки дисциплинированно двинулись во дворик, недоумевая, почему их не послали забрать оружие из комнат. Еще более странным было то, что завтракавшие немного раньше венаторы и бестиарии, вместо того чтобы заниматься делом, стояли в строю вдоль длинной стороны прямоугольного двора. В дальнем углу копошились несколько человек с лопатами, виднелся конец бревна. Интересно, что они там делают?
– Построиться!
Привыкшие к дисциплине девушки четко выполнили команду. Невысокая Корнелия оказалась в конце шеренги, Ахилла, Луция и Свами – почти в самом начале, после двух северянок – величественной, словно королева снегов, Германики и светловолосой до белизны Виданы. Дул пронизывающий ветер, гоня тяжелые облака, и легко одетые венатриссы ежились под его резкими порывами.
– Эй, тренер, что стоим? – нахально поинтересовалась Ахилла у Нарцисса, который выделял ее из общей массы «куриц» как человека, каким-то боком относящегося к звездам арены.
– Сейчас сама увидишь, – буркнул тот, пряча глаза, словно его уличили в чем-то постыдном. – Кстати, придержи свою подружку, мне только истерик не хватает.
Только Ахилла открыла рот, чтобы поинтересоваться, кого он имеет в виду, как, заскрипев, распахнулись тяжелые ворота школы, и в сопровождении вооруженных рабов во двор вошла колонна незнакомых гладиаторов, которые, повинуясь окрикам своих тренеров, выстроились напротив венаторов. Вокруг безоружных людей встала экипированная словно в бой охрана. Свободной от людей осталась только противоположная девушкам сторона двора, там, где копошились рабы.