Колизей. «Идущие на смерть»
Шрифт:
– Еще чего! – гордо распрямилась дочь Африки. – Мы с этим парнем немного погуляли, а потом я убежала, а он остался собирать брошенные монеты.
– Ну вот и славно! А теперь быстрее по постелям! Сейчас наверняка примчится все начальство, и мы должны сладко спать, если не хотим неприятностей. Сенаторша, ты пыхтишь, как старый медведь. Постарайся побыстрее восстановить дыхание, потому что ты у них главная подозреваемая.
Раздался тяжелый топот приближающейся стражи, но прежде чем Нарцисс, которого оторвали от попойки с Фламмом, успел распахнуть дверь, девушки уже нырнули в свои постели и притворились спящими с
Нарцисс оглядел помещение, а затем сконцентрировал свое внимание на телах, лежащих на верхних полках. Особенно его заинтересовали светло-русые пряди волос той, что спала с левой стороны. Внезапно девушка пошевелилась и, приподнявшись на постели, посмотрела на своего тренера, едва приоткрыв щелочки заспавшихся глаз:
– Что такое? Уже подъем?
Нарцисс пристально поглядел в лицо Луции, ища следы волнения, но оно было столь безмятежным, что в его душу закрались сомнения. В конце концов, раб не был уверен в том, что видел промелькнувших в галерее девушек. Можно, конечно, наказать «курицу» просто так, в назидание остальным, но ведь она дочь сенатора, кто бы что ни говорил. Вдруг отец ее простит, что тогда? Луций Нумиций скор на расправу. И потом, девчонка свое уже получила. Стоит ли ее добивать, даже если смерть гладиатора – ее работа? У самого Нарцисса были похожие интрижки, и он сочувствовал парню, висевшему на кресте, от всей души. Ладно, он сделает вид, что им поверил…
На противоположной койке завозилась, громко зевая, Ахилла:
– Что-то случилось, тренер? Надеюсь, божественный Тит пребывает в здравии?
– Он-то в здравии, даруй ему боги много счастливых лет, а вот распятый бедняга…
– Что с ним? – в голосе Луции послышались неподдельное беспокойство, и она села на постели, прикрываясь одеялом от нескромных взглядов охраны.
Нет, так прикидываться нельзя! Девица явно ничего не знает.
– Парня убили ударом ножа в сердце. В кромешной темноте так точно метнуть клинок под силу только профессионалу. Да, Ахилла?
– Откуда я знаю, тренер! Как я могу ответить, если не видела место преступления? Но вам я верю. Мастер – так мастер.
Нарцисс почувствовал, что над ним издеваются, но формально придраться было не к чему, и он, пробормотав витиеватое ругательство, отправился восвояси, забрав с собой вооруженную свиту.
Ахилла прислушалась, дожидаясь, когда затихнет топот ног стражников, а потом поинтересовалась у новой подруги:
– Эй, сенаторша, он хоть стоил того, чтобы мы рисковали своими шкурами?
– Наверно, да, – честно призналась Луция, поражаясь хладнокровию скифянки, которая могла спокойно болтать о пустяках, хотя только что убила человека и чуть сама не попалась с поличным.
– Тогда я спокойна, – пробормотала, непритворно зевая, Ахилла, устраиваясь поудобнее на постели.
Жизнь среди гладиаторов приучила ее к ощущению сиюминутности бытия, и она играла со смертью, как акробат с разъяренным быком. Все же обошлось, чего переживать-то?
Превратности любви
– Север, ты не представляешь: этот негодяй отправил Луцию в школу венаторов! К такому же, как он, мерзавцу Федрине! А я еще помогал жирному бо рову c покупкой путеольской девицы! Ну, помнишь бестию, которая чуть не отправила к праотцам твоего Марка?
Щеголь Каризиан так разволновался, что не заметил, как от его жестикуляции разошлись аккуратно уложенные складки тоги, над которыми с утра бился специально обученный раб. Стоя на ступенях термы, он только что не заламывал руки, как актер в провинциальном театре. Проходившие мимо римляне с удивлением поглядывали на всегда улыбавшегося красавчика, лицо которого сейчас представляло маску Трагедии.
– Я только собрался начать новую жизнь, заняться делом, завести семью, а тут такая новость! Это ужасно! Приезжаю вчера вечером от моего дяди из Остии – старичку что-то нездоровится в последнее время, – и вдруг мне сообщают, что она уже неделю размахивает рудисом в «Звериной школе»! Моя нежная Луция среди грязных венаторов! Я этого не переживу!
– Не ори ты так, если не хочешь стать всеобщим посмешищем! Могу я поинтересоваться, с чего это вдруг сенатор Каризиан решил поменять свои взгляды на жизнь? Что-то не припомню, чтобы ты безумно любил эту мраморную статую. По-моему, тебя больше интересовали миллионы ее отца.
– Все течет и изменяется, мой друг, – поник завитой головой светский лев. – Аполлон дал мне ясно понять, что с прошлым пора кончать.
– Когда это он успел? Мы не виделись с тобой чуть больше двух недель. И потом, не думаю, что ты был столь значительной фигурой, чтобы сын Латоны лично занялся твоими делами.
– Перестань язвить, мне и так плохо! Понимаешь, перед отъездом к дяде мне приснился кошмар, будто я одряхлел и умираю один на обезлюдевшей вилле. Кругом пустота, разруха, нет даже никого, чтобы принести завтрак. Это меня так взволновало, что на следующий день я побежал в храм Аполлона и принес в жертву ягненка. Я умолял любимого бога указать мне правильный путь. И случилось чудо! В Остии я познакомился с одной очень перспективной вдовой… Не закатывай глаза! Мне тогда нужны были деньги!
– А теперь не нужны?
– Нужны, но не так!
– Ладно, продолжай. Чем окончился роман с вдовушкой?
– Ничем! В этом было что-то мистическое. Ты сам знаешь, у меня со здоровьем все в порядке, но на всякий случай я, чтобы показать себя с лучшей стороны, принял все, что советовал в таких случаях мужчинам Овидий. Давился растертой желтой ромашкой, настоянной на красном вине, непрерывно жевал белый лук из самого Алкатоя, объелся яйцами, горчицей и гиметтинским медом… И в самый решительный момент у меня прихватило живот, да так сильно, что я три дня пролежал в постели, кушая одни сухарики. Вдова после этого перестала пускать меня даже на порог.
– Ну, это ты просто перестарался. При чем тут Аполлон?
– Я сначала тоже не усмотрел в этом божественного знака. Но пока я валялся в постели, то подумал: «Ну почему мне так не везет? Вот если бы дядюшка помер, оставив мне свое добро, то мне не пришлось бы бегать за каждой девицей в радиусе ста миль от Рима. Я бы попробовал уговорить сенатора, чтобы он отдал мне Луцию без всякого приданого, завел семью и стал достойным своих предков». И что ты думаешь: назавтра дядя переписал свое завещание, и я оказался его единственным наследником, не считая супруги, которая должна получить свои двадцать пять тысяч сестерциев! Представляешь?!