Коллекционер чудес
Шрифт:
Поняв это, Дерек опомнился и с борделями завязал. Игорь, помнится, был очень этому рад.
– Боишься вампира? – спросил Дерек. Джелли содрогнулась всем телом, словно ее ударили. А ведь ее действительно били – синяк на бедре, не сразу заметный в полумраке комнаты, напоминал след от каблука. Вот за что добропорядочные хаомийки должны жалеть шлюх…
– Боюсь, – прошептала она. – Вы вампир, да?
– Я гораздо хуже, – усмехнулся Дерек и устало сел на кровать. Все было как всегда после активации нового артефакта: сначала пришли легкость, эйфория и уверенность, что
Дерек вздохнул, вытянулся на кровати и произнес:
– Я собираюсь спать. Только спать, ничего больше. Разбуди меня в шесть утра. Буду ворочаться – толкни.
Кажется, Джелли изумленно ахнула. Но это уже не имело значения.
Глава 3
Кладбище
Мавмуд, лежавший в гробу, казался тихим и спокойным. Стоя возле гроба, Аурика смотрела на него, не желая сдерживать слез. Вот и ушел их управляющий, громогласный добрый дядька, который с одинаковым усердием занимался хозяйственными делами и чтением книг, и с одинаковой легкостью мог при надобности запрячь лошадей и протереть тончайшие хрустальные бокалы. Когда Аурика была маленькой, он брал ее на руки, подбрасывал и пел какие-то детские потешки про цыплят и котов-котанаев, а она смеялась, замирая от восторга.
И вот теперь Мавмуда не стало. Легочная жаба его не пощадила.
Аурика даже удивиться не успела, когда мертвец открыл глаза, повернул к ней голову и попросил:
– Барышня, мне бы сапоги другие. Новые у меня в сундучке лежат, под кроватью. Стыдно по Царствию Небесному ходить в стоптанных.
И Аурика так обрадовалась, что расплакалась еще сильнее – на этот раз от счастья, от того, что ей дали возможность еще раз услышать слово от родного человека. Она даже задрожала всем телом – и не поняла этого.
– Хорошо, дядя Мавмуд, – сказала она. – Я сейчас… я сейчас принесу!
– Не плачьте, барышня, не надо. Не плачьте, хорошая моя, – попросил мертвец. Губы, по традиции сшитые белой ниткой, не открывались, голос шел откуда-то извне. – Тут светло, хорошо, тут большой сад и ручьи. Только вот в стоптанном стыдно.
– Я принесу! – воскликнула Аурика и побежала в комнату управляющего.
Сейчас, неторопливо бредя по кладбищу, Аурика пыталась понять, чего хочет: то ли загубить склонность к некромантии навсегда, то ли, наоборот, развивать ее. Тобби ни словом не обмолвился о том, что способность говорить с мертвецами сейчас оказалась бы очень полезной – Аурика и сама это понимала.
Эмма умерла совсем недавно. Аурика могла бы попробовать достучаться до нее – мертвая девушка дала бы описание своего убийцы, и все было бы кончено.
Но тогда она, Аурика, окончательно перейдет туда, куда переходить не следует. Родители выгнали ее из дому и отреклись – просто потому, что она хотела выполнить последнюю просьбу человека, которому была как дочь.
А вот Тобби отнесся к ее истории совершенно равнодушно. Склонность к некромантии – ну да, бывает. Мало ли, что еще бывает на свете?
Сейчас,
Мавмуд был хорошим. Аурика знала это точно.
Впереди мелькнуло что-то черное. Аурика остановилась, оперлась о решетку оградки и увидела, что среди памятников идет доктор Вернон с какой-то книгой в руке. Несмотря на холод, пробирающий до костей, на нем было простое черное пальто и небольшая шляпа. На мгновение Аурика испугалась, что он ее не увидит, но Вернон тотчас же обернулся в сторону девушки и приветственно махнул рукой.
– Доброе утро, госпожа Тобби! – произнес он, подойдя. – Странное место вы выбрали для прогулки.
– Здравствуйте, доктор Вернон, – ответила Аурика. – Я не гуляю, я ищу могилу Эммы, дочери Папаши Угрюма.
Вернон вопросительно поднял бровь.
– Необычное развлечение, прямо скажем, – заметил он. Аурика строго посмотрела на него и сказала:
– Я вчера познакомилась с ее отцом, и меня тронуло его горе. Вот, – она показала доктору букет из шести белых роз, который купила в лавочке неподалеку от кладбища, – захотела почтить память бедной девушки.
Вернон криво усмехнулся.
– Какое нежное благородство, и какое достойное сердце, – сказал он: Аурика ожидала услышать в его словах язвительность, но ее не было – только искреннее уважение. – Что ж, если моя компания вам не претит, то я готов вас проводить.
Аурика кивнула.
– Благодарю вас, доктор Вернон, а то я начинаю понимать, что заблудилась.
– Немудрено, здесь все очень сильно перепутано, – ответил он. – Кстати, меня зовут Август, можете называть меня прямо по имени.
Они вышли в другую половину кладбища, и здесь Аурике пришлось взять доктора под руку: дорожки еще не расчистили.
– А что вы здесь делаете? – спросила она, пропустив мимо ушей слова об имени. Доктор Вернон улыбнулся, но улыбка вышла грустной.
– Помните ту песенку, которую столь любезно процитировал ваш супруг? – спросил он и нараспев произнес:
Каждый четвертый был расстрелян,
Каждый третий прошел сквозь строй,
Каждый второй на рее повешен,
Каждый первый освобожден.
И всем первым идти велели
Во все края Хаомийской земли,
Чтобы пели, чтоб вечно пели.
Про Левенфосские корабли…
Так вот, я был из третьих, а мой товарищ – из помилованных. Иван Ребельт, он меня сюда и привез. Я тогда был полумертвым куском мяса, другой ногой на том свете, – Вернон вздохнул, поправил шляпу. – Два года назад его не стало, но я частенько заглядываю к нему, так сказать, в гости. Ставлю на могилу стопку красного, Иван его любил.