Коллекционер
Шрифт:
– Вы научились у отца ценить историю.
Лайла взглянула на Аша:
– Его отец был преподавателем истории в Советском Союзе, прежде чем они сбежали на Запад.
Сказанное ничуть не удивило Аша. Она уже успела вызнать подробности о семье Киринова!
– Мой отец… да. Мы учили историю нашей страны, нашей родины и других стран.
Киринов снова выпил лимонаду.
– А пока что война продолжалась, и попытки Ленина заключить мир с Германией терпели неудачу. Он потерял Киев, и враг был всего в нескольких милях от Петрограда,
– Страшное время, – пробормотала Лайла. – Почему мы ничему не учимся на чужом опыте?
– Мой отец сказал, что те, кто находится у руля, часто жаждут еще большей власти. Две войны, гражданская и мировая, стоили России крови и огромных денег, да и мир тоже имел цену. Некоторые из царских сокровищ были проданы сразу, некоторые потом, тайком. Что-то осталось в России. Из пятидесяти императорских яиц все, кроме восьми, оказались в музеях и личных коллекциях. Это все, что мы знаем, – добавил Киринов и постучал пальцем по распечатке.
– «Херувим с колесницей» продан в тысяча девятьсот двадцать четвертом. Уже после смерти Ленина и во время борьбы за власть как раз перед тем, как победил Сталин. Война и политика. Похоже, один из партийных вождей получил доступ в сокровищницу и продал яйцо Владимиру Старски за две тысячи рублей, возможно, прикарманив деньги. Ниже настоящей цены, но все же огромная сумма для советского человека. Далее известно, что Старски увез яйцо в свой дом в Чехословакии, в подарок жене.
– И это не было официально задокументировано, потому что яйцо фактически было украдено?
Киринов согласно кивнул в ответ на реплику Лайлы.
– Да. По законам того времени яйцо принадлежало Советам. Но оно уплыло в Прагу и оставалось там, пока снова не было продано в тысяча девятьсот тридцать восьмом. В том году наци вторглись в Чехословакию, и целью Гитлера было ассимилировать страну и народ, избавить его от интеллектуалов. Сын Старски продал яйцо американцу Джонасу Мартину из Нью-Йорка. За пять тысяч американских долларов.
– Старски, вероятно, был в отчаянном положении, – размышляла вслух Лайла. – Для того чтобы выбраться из Чехословакии вместе с семьей подальше от войны он, должно быть, продал почти все семейные ценности. Главное – путешествовать налегке, но с полными карманами. И убраться к черту с пути Гитлера.
– Я тоже так считаю.
Киринов подтвердил заявление, с силой опустив на стол кулак.
– Снова война, снова кровь. Богатый американский банкир – это все, что я смог найти на этого Джонаса Мартина. Для него деньги ничто. Думаю, яйцо он считал безделушкой, красивым сувениром. Сын продает его, возможно, не зная истинного происхождения предмета. Яйцо попадает в Нью-Йорк, в прекрасный дом на Саттон-Плейс.
– Где Оливер прослеживает его путь до Миранды Суонсон, наследницы Джонаса Мартина. Да, это его внучка. Последняя, к кому перешло яйцо. Но…
Киринов открыл второй конверт.
– Теперь
– Оба в Нью-Йорке.
Аш посмотрел на Лайлу.
– Этого мы не могли предположить.
– Оба, – подтвердил Киринов, – до двенадцатого июня тысяча девятьсот сорок шестого года, когда несессер отправился в другое путешествие. Это… извините…
Он открыл конверт с документами на русском.
– …вот здесь.
Он отметил место.
– Снова русский, но плохонький. Грамматика и орфография вкривь и вкось. Писал кто-то, знающий русский поверхностно.
Несессер тут называют яйцом в виде коробочки с драгоценными камушками. Женский маникюрный набор, тринадцать предметов. Выигран Антонио Бастоне у Джонаса Мартина-младшего в покер. Все это есть в моем переводе. Язык плохой, но вполне все понятно. Как видите, это сын Мартина.
– Сын ставит на кон, по его мнению, забавную безделушку – возможно, рассчитывал на удачу, хотел отыграться, думал, что повезет.
Киринов кивнул.
– Да-да, вероятно, так все и было, и цена поднялась до восьми тысяч. Не повезло. Я нашел младшего Мартина в «Кто есть кто» за тот год. Ему было двадцать. Студент Гарварда. Но на «Бастоне» ничего не найдено.
– Надо же, – вставила Лайла, – никто так и не озаботился полюбопытствовать, что же у них в руках. А этому Джонни точно было все равно. Поставлю на кон как никому не нужную цацку.
– Оливер тоже мог сделать что-то в подобном роде, – тихо проговорил Аш. – И так же бездумно. Круг замкнулся, вы не находите?
Лайла накрыла руку Аша своей, переплела пальцы.
– У Оливера не было возможности учиться на собственных ошибках. А у нас есть возможность все исправить.
– Мы можем найти их.
Киринов порывисто подался вперед.
– Я совершенно в этом уверен! Их история должна быть тщательно изучена, белые пятна стерты. Подумайте, где они были, куда путешествовали. Что перенесли. Они не потеряны. Потому что их можно найти. Винни… мы бы с ним налили водки и выпили за успешные поиски.
– Но что бы вы сделали, если б нашли Фаберже? – спросил Аш.
– Пожертвовал бы в музей. Музей величайшего в мире города. Русские, возможно, начнут протестовать. Но вот документы, здесь. Проданы и проданы. Это великое искусство, исторические ценности. Они должны принадлежать всему миру.
Он снова поднял стакан и тут же резко поставил его.
– Вы же не собирались забрать их себе? Спрятать у себя под стеклом? Мистер Арчер, вы человек богатый. И можете позволить себе быть щедрым. Вы художник и должны понимать ценность искусства – как и то, что оно должно быть доступным.