Коллекционер
Шрифт:
– Нет, ты сам еретик и мятежник! – воскликнул тот же голос, но на его обладателя зашикали, и он смолк.
Еще несколько дней назад Олег бы сказал, что такое невозможно – монах из Ордена Блюдущих Чистоту прямо на улицах Лирмора призывает народ к восстанию против короля? Да только распахни он рот, его мигом скрутили бы парни из инквизиции!
Но тут их что-то не видно, как и городской стражи…
Хотя Эрик говорил о монархе как о «марионетке», из речей Цагене следовало, что ему не очень-то нужен номинальный глава церкви, носитель священной короны о восьми зубцах… Что, если за бородатым смутьяном стоит Орден Взыскующих Истины и такие вот болтуны появились сейчас по всему городу?
От этой мысли Олегу стало нехорошо. Неужели Цагене решился на открытый бунт, поднял инквизицию против короля?
Но даже если так, то это ничего не меняет, ему самому в любом случае нужно добраться до площади Восьми, где находится штаб-квартира корпуса Пограничной стражи, и поговорить с Редондо.
Толпу Олег обошел, протиснулся вдоль стеночки, и голос монаха стих за спиной.
Но теперь он уже видел, что утро не столь безмятежное и мирное, как обычно в Лирморе. На севере, где-то за Золотоструйной, поднимался в небо толстый столб дыма, напоминавший уродливый шрам на голубой плоти, горожане выглядели озабоченными, многие разговаривали друг с другом шепотом, да еще и воровато оглядывались при этом.
Куда делись обычные громкие голоса и красноречивые жесты?
На площади Старых Королей Олегу встретился патруль городской стражи – в полном вооружении, при дубинках и пистолетах, без обычной ленивой вальяжности в движениях. Ему самому достался подозрительный взгляд, и пришлось шмыгнуть в сторону, укрыться за лотком торговца рыбой. Не хватало еще попасть в лапы этих парней, а затем в Зловонную Дыру. Это прозвище тюрьма Лирмора носила очень давно, и носила, судя по отзывам, заслуженно.
– Э, не знаешь, что ныне творится-то? – спросил торговец рыбой, когда патруль с лязгом и топотом прошел мимо. – Чего они за дубины взялись? Или напал на нас кто-то?
– Не знаю, – ответил Олег. – А ты ничего не слышал?
– Да разное брешут. – Торговец, рыжий и веснушчатый, махнул длинной рукой. – Говорят, что король наш, да жить ему тысячу лет, с ума сошел, что инквизиторы всех других монахов на кострах будут жечь, что напали на нас чужемирцы проклятые… Бред!
– Ну да, бред, – подтвердил Олег.
Торговец начал рассказывать что-то еще, но Соловьев уже спешил дальше, прочь с площади Старых Королей, прямиком через квартал, застроенный особняками высшей цадской знати.
Не прошел и пары сотен метров, как стало ясно, что впереди происходит нечто серьезное: уловил гул, похожий на шум лупящего по скалам прибоя, перемежаемый воплями и глухими ударами. Свернул за угол и обнаружил, что дорогу загораживает толпа куда менее мирная, чем та, что слушала монаха из Блюдущих Чистоту.
Здесь служители церкви тоже имелись, причем чуть ли не из всех орденов, рясы и кушаки всяких цветов мелькали среди грязных рубах мастеровых, фартуков торговцев и голых торсов рикш. С разных сторон доносились воинственные крики, во вскинутых руках мелькали дубинки, вилы и лопаты.
– Выпустим ему кишки! – призывали в одном месте.
– Долой еретика! Сожжем его! Сожжем! – надрывались в другом.
Толпа глухо рычала, как разозленный пес, и этот звук вынудил Олега покрыться мурашками. Удары производили камни, летевшие в стены трехэтажного бело-розового дома, окруженного забором из металлических прутьев. Звякнуло, разбившись, первое стекло, брызнули осколки.
– Смерть Арсини! – завопили около самой ограды, и толпа навалилась на нее, кто-то полез вверх, тощий мальчишка протиснулся между прутьев и неожиданно для себя оказался на другой стороне. Это вызвало настоящий взрыв восторга.
«Они громят дом канцлера? – подумал Олег. – А где же стража?»
И едва успел подумать, как услышал за спиной равномерное топотание – стражники надвигались с той стороны, откуда он только что пришел, тесным строем, держа наготове вскинутые дубинки. На поясах у них висели пистолеты, но это оружие пока никто не собирался пускать в ход.
– Стойте, братья! – ринулся им навстречу один из монахов, в черной рясе инквизитора. – Не вставайте на пути у тех, кто дело благое пытается свершить во славу народа, страны и церкви!
Олег не стал ждать результатов этой беседы, он со всех ног метнулся в сторону, в ближний переулок. Не хватало еще оказаться между разъяренной толпой и стражей, решившей навести порядок. Сначала дадут по голове или вовсе прибьют, а потом будут разбираться, кто ты таков.
Пробежал совсем немного, когда напомнила о себе простреленная нога, и пришлось перейти на шаг. Но резиденция Томасо Арсини осталась позади, и потянулись тихие, лишенные народа улочки.
Квартал цадской знати казался вымершим или покинутым: двери и калитки закрыты, на окнах тяжелые занавеси, и почти ощутим терпкий, раздражающий ноздри запах страха… Да, те, кто живет тут, теряют многое в случае городских беспорядков, а от падения монархии не получают ничего.
Олег выбрался на Большую площадь и вновь окунулся в обычную для Лирмора уличную суматоху.
– Эй, смотри-ка, чужемирец! – воскликнул кто-то, когда он проходил мимо очередной таверны.
Краем глаза Олег приметил двоих парней – несмотря на утро, рожи красные от выпитого, глаза злобно блестят, руки едва не дрожат от нетерпеливого желания совершить чего-нибудь «героическое».
Поворачиваться в их сторону не стал, чтобы не привлекать внимания. Но это не помогло.
– Точно, чужемирец! – сказал второй. – Они во всех бедах наших виноваты! Иноверцы проклятые! Давай накажем его во славу Священного Ока!
Проклятая бейсболка, слишком яркая, необычная и чужая, бросается в глаза, как красная тряпка. Хотя, честно говоря, все в Олеге, начиная с рюкзака и обуви, кричит о том, что он не местный.
– А ну стой! – завопил первый. – Лови чужемирца!
Люди вокруг начали оглядываться, замер рикша, кативший пустую повозку, из мясной лавки вышел хозяин в заляпанном кровью фартуке и со здоровенным острым ножом в руках.
Бежать поздно, да и не особо побегаешь с раной в бедре…
– Это ты меня чужемирцем назвал, недоносок вонючий? – спросил Олег, поворачиваясь, причем спросил с отчетливым выговором, характерным для уроженцев южных окраин Лирмора.