Коллекционеры редкостей
Шрифт:
– Нельзя! – Микаэль попытался отобрать гриб.
– Ему можно, – хмыкнул баргест. – Спать лучше будет. Ну, вот и пришли. Дальше без меня.
Он сел в тени каменной ограды. Микаэль с брауни поднялись на крыльцо добротного, хотя и неухоженного дома, затянутого плющом до крыши. Постучали. Баргест подался вперёд, всматриваясь в открывшуюся дверь. Профессор оказался невысоким толстяком в круглых очках. Они с Микаэлем о чём-то поговорили, потом профессор присел на корточки и протянул руку к брауни. Так в церкви касаются священной реликвии – бережно и с благоговением. Вот теперь, действительно, всё хорошо…
***
– Ишь, как у тебя ладно выходит! – Грюла одобрительно причмокивает. – За всех рассказываешь, словно в головы им заглянул и все помыслы узнал.
– Да чего там узнавать! – фыркаю я. – Люди – существа простые, а собаки – ещё проще.
– Ох, лукавишь! – Грюла грозит мне корявым пальцем. – А то я не знаю, что с простыми ты дела не имеешь. А баргест тот самый, об которого ты клыки обломал?
– Это он обломал, а не я!
– Ладно, ладно, не хорохорься. Садись лучше к столу. Мои что-то загулялись, не будем их ждать.
Я мигом подсаживаюсь к благоухающей миске. Поесть в тишине, пока не примчалась орда голодных троллей, не часто удаётся.
– А когда это всё случилось-то? – Грюла щедро подливает мне добавку. – До войны, небось?
– За полвека до Первой Гибельной.
Она тяжело кивает. Человеческие мировые войны и троллей зацепили, но говорить об этом они не любят. Так что дальше мы ужинаем в молчании.
Когда детишки Грюлы вваливается в пещеру, я уже вылизываю миску. Матушка ворчит на своих лоботрясов, развязывает набитые награбленным добром мешки. Из одного выскакивает поросёнок, с визгом кидается под стол. Тролли, перекрикивая друг друга, устремляются за ним и, разумеется, застревают. Грюла костерит их от всей материнской души. Для моих ушей это уже слишком. Поднимаюсь и аккуратно, чтобы никого не задеть – при моих-то размерах я и троллю могу ногу отдавить – выхожу за порог. Потягиваюсь с наслаждением, вдыхая морозный воздух. Настала моя пора: зимнее солнцестояние, тринадцать ночей Йоля. И пусть волшебства в мире осталось с воробьиный нос, пока люди празднуют середину зимы, моя сила не убавится. И неважно, как они этот праздник называют.
Мои руки зябко потирают ладони, норовят зарыться пальцами в длинную шерсть на загривке. Откуда у кота руки, спрашиваете? По наследству достались от одного волшебника, с которым мы однажды повстречались на узкой дорожке. У него эти руки были в услужении. Что ни прикажешь, всё сделают, только драться не умеют. Когда я с волшебником разобрался, руки за мной увязались. Сначала я их гонял. Ну, сами посудите, разве это дело: шествует Йольский Кот, гроза и ужас всех людей и нелюдей, а над ним порхают белыми бабочками руки! Машут всем встречным-поперечным, большие пальцы оттопыривают. Случается, что и средние. Вся солидность псу под хвост! Но потом я сообразил, какую пользу это порхающее недоразумение может принести. Есть у меня слабость – коллекционирование. Да не жуков-бабочек, на манер английских джентльменов, а таких, как Микаэль-флейтист. Тех, кто на своих сородичей не похож. Я давно мечтал их истории записать, вот и приспособил руки к делу. Записываю, понятно, не всё. Взять того же флейтиста с его брауни. Повстречались мы зимой, в моё законное время, но об этом я никому рассказывать не стану. Хватит и того, что сам забыть не могу, хоть и сто с лишним лет прошло.
Глава 2. Выкуп за друга
Чтобы попасть на Ярмарку гоблинов, нужно выполнить три условия: найти вход, открыть дверь и заплатить пошлину. Первые два условия для меня – не проблема. А вот третье… Ну где вы видели кота с кошельком? И защёчных мешков у котов тоже нет, а руки я в то время ещё не приобрёл. Так что три рубина изрядно натерли мне язык, пока я нервно перекатывал их во рту, опасаясь ненароком проглотить. Оно конечно, проще было позвать с собой матушку Грюлу – у неё и пояс есть, и кошелёк на этом поясе. Вот только конец декабря – время для матушки хлопотное. Чёртова дюжина её детишек каждый день на промысел отправляется. Тролли, они такие – тащат всё, что не прибито гвоздями. Железными, разумеется. Бронзовые гвозди тролли запросто перекусывают. Должно быть, поэтому люди и перешли на железо. Возвращаются сыночки матушки Грюлы непременно с добычей, но голодные. Всех напои-накорми, мешки разбери… В общем, воздухом подышать некогда, не то что на Ярмарку сходить.
Ночь выдалась студёная. Сначала мороз ударил, потом вьюга налетела. В общем, неудачное время выбрал мой злейший враг, чтобы помереть. Пока я у входа в гоблинский холм с лапы на лапу переминался, дожидаясь своей очереди, у меня на спине сугроб намело, и зуб на зуб уже не попадал. Так что я даже не стал торговаться, выплюнул под ноги сборщику пошлины самый маленький рубин, встряхнулся как следует, хвост трубой поднял и прошествовал мимо, пока он, ругаясь нехорошими словами, ползал в снегу, рубин искал.
В честь Йоля гоблины расщедрились – вместо дымных факелов под земляными сводами висели лампы с танцующими огнёвками. Под ними тесными рядами расположились торговцы: кто в настоящих палатках, увешанных зазывно мерцающими лентами, кто за открытыми прилавками из бочек и досок, а кто попросту расстелил на земле рогожу. Между рядами бродили ведьмы, увешанные снизками амулетов, брауни в коричневых сюртуках, водяные и болотники, закутанные в брезентовые дождевики, чтобы никого не намочить. Над головами пролетали, хихикая и корча рожи, пикси.
Мне вежливо уступали дорогу. Попробуй не уступи, если я, при желании, крупнее тигра могу стать. Откуда я про тигра знаю? Увидел однажды в зверинце. Стыд и позор такого красавца в вонючей клетке держать! Ну, посмотрели мы с ним в глаза друг другу… Мда… В общем, в ту же ночь зверинец сгорел – вместе с хозяином. А тигра я своими тропами на Ту сторону проводил. Там чудищ хватает, никто и не заметил, что одним больше стало, а мне теперь есть с кем мурлыкать. Но это я отвлёкся.
Слева донеслась музыка – кто-то играл на флейте. Я музыку люблю, так что задержался послушать. На удивление, музыкант оказался человеком, даже не человеком ещё, ребёнком. Лет десяти от роду. Щуплый, бледный, в чем душа держится. А играл отменно, всю эту самую душу вкладывал. В кепке у ног посверкивало серебро. Ох, зачаруют мальчишку, уведут в холмы! На Ярмарке-то его никто не тронет, а вот потом – пиши пропало. А может, оно и к лучшему – одёжка у музыканта старая, повстречай я его наверху, съел бы с полным правом. На Йоль следует в обновках щеголять. В добрых хозяйствах ещё по осени стриженую овечью шерсть вымыли, высушили, для всех домочадцев кофты, шапки и варежки связали. А если у тебя обновки нет, стало быть, либо сам лентяй, либо никому в семье не нужен. Таким одна дорога – в мою пасть.
А вы думали, почему брауни так радуются подаренной одежде, особенно на Рождество? Потому что в обновках они могут не прятаться по людским домам, а праздновать Йоль с волшебным народом, без страха повстречаться со мной. Сами виноваты, слишком с людьми сблизились. Как говорится, с кем поведешься… Для меня, что люди, что брауни – одним духом пахнут.
А по этому музыканту сразу видно – сирота и бродяга. Куртка с чужого плеча, башмаки не по размеру, верёвочками подвязанные, чулки драные. Откуда только флейту взял? Где играть научился? Да так, что даже прижимистые дварфы мимо не проходят, сыплют серебро.
Мальчишка доиграл мелодию, протёр флейту чистой тряпицей, поглядел вокруг и меня увидел. Глазищи серые, и так большие, в пол-лица расширились. Усмехнулся я, выплюнул в его кепку рубин. Для моей покупки и одного много. Второй я на всякий случай прихватил, как знал, что пригодится.
– Купи, – буркнул, – обновку себе. А то ведь встречу…
И дальше пошёл. Вслед мне музыка понеслась – весёлая, аж лапы заприплясывали. Ну, точно, уведут! И обновки купить не успеет. Да мне-то что, я здесь за другим делом. Рассказать кому – не поверят. Чтобы Йольский Кот на Ярмарку гоблинов явился пса выкупать! Да не простого пса – баргеста, злейшего своего врага. Так уж сложилось, что я всё больше в Исландии промышляю и на ближайших островах, но порой и в Англию заглядываю, и в Ирландию. Вот и пересеклись однажды наши с баргестом дорожки. Да так пересеклись, что только шерсть полетела! Силы у нас тогда равны оказались. Ну, и поклялся я, что только от моих клыков эта тварь сдохнет. Потом ещё не раз мы когти скрещивали и расползались в разные стороны раны зализывать. И вдруг слух прошёл, что сгинул враг мой заклятый. Вот уж пришлось мне побегать! Я ведь клятву дал, а наша клятва не то что человеческая – плюнул и забыл – нет, у нас и окочуриться недолго, если не выполнишь обещанное. И неважно, по какой причине не выполнил. Так что я сон и отдых забыл, пока не разузнал, что случилось. Оказалось, баргест мой на какого-то не в меру ретивого святошу нарвался. А ведро святой воды на загривок и рябиновым крестом по лбу – это, доложу я вам, для любой нечисти не начихать. Вот такого – ослабевшего до полной потери сознания – и подобрали его гоблины. А что к гоблинам попало, то ищи на Ярмарке.