Шрифт:
Коллохвиум
Сапёр ошибается дважды…
Коллоквиум. Слово, ещё неизвестное студентам-первокурсникам год назад, новое в прошлом семестре и страшное да величественное теперь. Как только оно прозвучало в конце лекции по матанализу, у всех пробежали мурашки по коже, кроме, разве что, единственного отличника на обе академгруппы да пары-тройки закоренелых лентяев, которые боятся разве что «завалить» на сессии талон «К» и быть призванными в армию. Впрочем, не было никого, кто бы не переменился в лице после
Полгода назад студенты уже испробовали первый в своей жизни коллоквиум, и впечатлений хватило аж до зимней сессии. Для случайного слушателя, то бишь такого, что не учился на прикладной математике, это слово и понятие не казалось чем-то особенным; филолог мог бы подумать: «Ну, что там, colloquium, loqui – беседа, разговор: поговоришь с преподавателем, потрындишь – да и всё», но ведь нет! Трындеть – дело журналиста или политика, а математический разговор не может содержать никакой «водички», полуправды, «общественного мнения» или недомолвок.
Так в чём же состоит разговор на коллоквиуме? Цель для студента токмо одна – доказать преподавателю случайную теорему, которая указана на билете. И опять тот, кто не попробовал это на себе, скажет: «Ха, одна-единственная теорема? Да раз плюнуть!» – и сильно ошибётся. Так, историк или другой «зубрилка» может выучить формулировку теоремы; тот, кто посещал практические и не полный дурень, может понять, про что она, даже кое-где применить её; ещё больший «зубрила» смог бы запомнить «текст» теоремы, но этого не было бы довольно. Точнее, для студента сие казалось бы достаточным, но само loqui у него бы не задалось: что толку воспроизвести «механически», не разумея весь смысл? А может, тебе кажется, что ты всё уяснил, но найдётся какой-то подводный камень, что делает теорему неприемлемой без его разъяснения. Ну, например, делим А на Б. Иной это «проглотит»: ну, делим, и пусть делим, а у кого-то встанет вопрос: а почему же делить можно? Где гарантии, что Б не ноль? Вот на таких мелочах большинство студентов и «полетело» осенью, благо, были пересдачи.
Враз все эти подробности и соответствующие переживания воспроизвелись в головах прикладников, и после лекции любые разговоры так или иначе стали связаны с коллоквиумом, а чаще всего и только с ним. А когда был утверждён список теорем, какие надо было знать, каждый сел за книжки, конспекты и принялся повторять… Ну, как повторять: некто не ходил на лекции – таким пришлось учить с нуля, но большинство просто открыло тетради, глянуло на собственные рукописи, ойкнуло, да и отложило всё до следующего раза. В целом, для студентов есть только два состояния близости контроля: «ещё не скоро» и «капец, уже завтра».
– Ну, что, народ, как готовиться будем? Кто-то и впрямь собирается всё выучить?
– Данила выучит – это гарантированно!
– Ага! Я вот живу с ним в одной комнате и всегда ощущаю какую-то ауру тяги к знаниям. Но, увы, вне общежития эта его аура чего-то на меня не действует.
– Что
– Да. В прошлый раз мы были неопытны, понадеялись лёгко справиться – и ка-а-ак обломались! Должны чё-то выдумать…
– Короче, надо писать «бомбы».
– О, то классная мысль! Хоть много работы, но десять-пятнадцать баллов того стоят. Значит, сегодня же начать, по одной теореме в день-два безупречно прорабатывать… Хотя, кого я обманываю? Всё будет, как всегда: в последние три дня и, вероятно, без сна.
– Что правда, то правда. Молвят, Ленин, когда готовил революцию, спал по четыре часа – скоро, чувствую, мы ему позавидуем!
– Хе, а я уже настроен на пересдачу, но кто знает, дай Бог, повезёт.
– Как заявлял сам препод, коллок – это всегда наполовину везение. Но иногда удачу можно «подкрутить».
– Во-во! Лады, расходимся?
– Угу. Всем до встречи!
Пару следующих недель учебный процесс в университете шёл, как обычно, а вот дома работы прибавилось. Хотя ровно половина студентов сумела заставить себя начать что-то делать сразу же, до последней встречи с преподавателем перед самим коллоквиумом почти каждый приготовил по крайней мере полдюжины «бомб» из тринадцати необходимых. Были, конечно, некоторые или чрезмерно самоуверенные, или чрезмерно ленивые, что не писали ничегошеньки, но на таких уже смотрели, как участник Википедии смотрит на статью, номинированную на быстрое удаление. В целом, «бомбы» совсем не обязывают себя применять, напротив, во время их создания можно немало запомнить и уразуметь, сумев впоследствии воспроизвести материал и убедить профессора, что всё верно. Таким образом, это была жизненно необходимая подстраховка, что-то наподобие бронежилета: нерадивого солдата он не спасёт, умелому не понадобится, но бывают ситуации, когда может действительно спасти положение.
Казалось, что «всё пучком», и прикладники (за исключением полных халявщиков) уже тайком потирали руки, надеясь на лёгкие баллы, что позволят малость расслабиться ближе к экзаменам. Но ситуация в корне изменилась, когда Игорь Э-вич в конце пары припомнил вроде бы мелочь, которая для неких вовсе таковой не была.
– …А, и ещё надо решить такой маленький организационный вопрос: аудитории, где будет проводиться коллоквиум, не слишком просторны. Следовательно, дабы не было толкотни, сделаем так: за десять минут вы должны будете сформулировать свою теорему, продемонстрировать это, а тогда сможете уже спокойно её доказывать. Кто не сформулирует за это время, пойдёт вон, ибо тогда возникают большие подозрения, что, наверное, такие люди не готовы, значит, нечего им занимать место. Ясно?
– Да… – угнетенно ответила аудитория.
– Тогда чудно! До понедельника!
Профессор очень быстрым шагом почти выбежал из аудитории (вероятно, для того, чтоб разгневанные студенты не закидали его тетрадями), а учащиеся лишь посмотрели вслед, а тогда стали переглядываться друг с другом и тихонько браниться.
– Вот так подстава…
– Измена! Как я теперь баллы получу?!
Конец ознакомительного фрагмента.