Коллонтай. Валькирия и блудница революции
Шрифт:
Познакомившись, мы очень быстро сошлись. Он был человеком без комплексов, любил рассказывать о своем советском "опыте", причем рассказывал красочно, потрясая кулаками, как будто был на митинге. А говорить он умел, как настоящий оратор. Иногда мы даже боялись — входя в раж, он так краснел и волновался, что его мог хватить удар.
— Я их знаю, этих ко-ко! Сколько раз я им подписываль чеки! Сколько раз посылаль доллары в дипломатической вализ!
Он любил природу, зверей, птиц. В садике, окружавшем cm дом, он завел кролика, и нужно было видеть, с какой заботой и любовью он за ним ухаживал и как горевал, когда кролика кто-то украл…
Как Рафальские, так
Ко всему этому прибавлялись его недюжинные кулинарные способности и радушное гостеприимство…
Я задумал организовать у него (в моей квартирке места бы не хватило) "пикантную" встречу: три "большевика" — Боди, Суварин, Паскаль — чета Рафальских, мой сотрудник и друг Рыбаков (который раньше их и не знал) и я. Боди пригласил еще Паниных. Все мы были антикоммунисты, но каждый по-своему…
Прием Марсель Яковлевич устроил царский. Закуски, вина, жаркое (тушеное мясо, им самим приготовленное, ибо он был первоклассным поваром и это "искусство" любил) были потрясающие, как в ресторанах с "четырьмя звездочками". Прислуживала и помогала на кухне его дочь — жена довольно известного врача…
Из "большевиков" наименьшим "ленинцем" был, пожалуй, Боди. Ему как анархисту и пацифисту была противна всякая диктатура, да и в СССР он отправился в надежде, что марксизм "установит мир во всем мире"…
Да, был Марсель Яковлевич Боди, старик с душою ребенка. В молодости, конечно, имел он романы и "авантюры", но по-настоящему любил только Коллонтай и Бакунина. Коллонтай — дело чисто личное, Бакунин — в значительной степени общественное. Он его знал досконально и не терпел Маркса, потому что тот поссорился с Бакуниным. Восхищался бакунинскими пророчествами о "желтой опасности": "Подумайте, почти сто пятьдесят лет назад, а как верно!" ("Пророчества" действительно были страшноватыми и прочно обоснованными.) Сам Марсель Яковлевич был беспартийным, ни за кого не голосовал, презирая все партии, лишь "сводящие свои партийные счеты и не заботящиеся о народе". На мои замечания, что все же существуют небольшие пацифистские группы, отвечал, что они "просто больваны, неудачник, ничего в политика не понимающие". Само собой, был абсолютным атеистом, на религиозные темы говорить не любил, было видно, что они ему чужды. (Но насколько же он был человечнее, мягче, отзывчивее многих, считающих себя религиозными людьми, и если "по делам" будет судиться человек…)
Иногда мне приходилось слышать, как он спорил с французскими коммунистами и как он их беспощадно сокрушал своими аргументами: "Вы все судите понаслышке, коммунизма в глаза не видели, а я не только видел и жил десять лет при нем, но я его еще и строил". Знал он и всех кумиров от Ленина до Троцкого, и сам же из Москвы компартиям чеки посылал и знал, на чьи деньги построен бункер на Колонель Фабьен (железобетонное здание ЦК французской компартии на площади Колонель Фабьен). Споры почти всегда кончались посрамлением противников, не знавших, что отвечать такому "бульдозеру", но не думаю, чтобы их могло что-нибудь переубедить: ведь одержимость и фанатизм бытуют вне здравого смысла и логики…
Скончался М.Я. Боди в ноябре 1984 года, и было ему 90 лет".
Связь с Коллонтай была одним из самых ярких событий долгой жизни
После аборта, сославшись на нездоровье, Александра уехала в любимый Хольменколлен. Здесь она сделала наброски будущего эссе о ревности: "Ревность — это конгломерат биологических и социальных факторов. В ревности есть биологическое начало воссоздания себя в потомстве: стремление получить ласку, связанную с воспроизводством. Чем больше этой ласки (полового акта) достается на долю другой особи, тем меньше вероятия воспроизводства для обойденного субъекта. Тот же физико-биологический инстинкт подсказывает, что чем больше половой энергии растрачено в половом общении с другими, тем меньше этой энергии остается на мою долю и тем ограниченнее удовольствие и радость, порождаемые половым общением, каковые выпадут на мою долю. Таково было интуитивное начало ревности.
Дальше оно усложнилось еще социальным фактором: УСТАНОВЛЕННЫМ, ВНЕШНИМ ПРАВОМ одного лица на всю половую энергию другого, на весь запас половых ощущений, им порождаемых. Чем крепче внедрялся в человечестве принцип частной собственности, тем больше крепло исключительное право одного лица на ласки другого, купленного им или добровольно отдавшегося ему.
Еще позднее к ревности примешалось чувство оскорбленного самолюбия, вытекающее из той же биологической основы: стремление через половой акт утвердить воспроизводство и продление своего биологического существования в потомстве. Эти мотивы порождают слепую, инстинктивную ревность к самому факту полового общения. Но ревность, как и все душевные эмоции, отрывается постепенно от своей биологической основы, осложняясь душевно-духовными переживаниями. <…>
Что победит ревность?
1) Уверенность каждого мужчины и каждой женщины, что, лишаясь любимых ласк данного лица, они не лишаются возможности испытать любовно-половые наслаждения (смена и свобода общения служат этому гарантией). 2) Ослабление чувства собственности, отмирание чувства ПРАВА на другого <…>. 3) Ослабление индивидуализма, из которого вытекает стремление к самоутверждению себя через признание себя любимым человеком. При самоутверждении личности через коллектив, а не через признание отдельными людьми отомрет оскорбленное самолюбие при измене. 4) Тогда не будет страха душевного одиночества даже без общения с любимым и горя от лишения его ласк.
ОСТАНЕТСЯ ОДНО: поскольку Эрос налицо, измена будет лишь порождать боль, что половые и душевные радости любви любимый делит не со мной, а с другими. Но это будет горе ослабленное, без примеси горечи ОБИДЫ. Чем в более очищенном виде предстает Эрос в новом человеке, тем реже будут факты измены. Самое понятие "измена" отпадет".
Тем временем Суриц в начале 1923 года был отозван из Норвегии и назначен полпредом в Турции. Коллонтай стала официальной главой советской дипмиссии и торгпредства в Норвегии. Она сделала Боди первым секретарем, т. е. вторым лицом миссии, поскольку советников в ее составе не было. К тому времени он уже стал ее любовником.