Коло Жизни. Бесперечь. Том первый
Шрифт:
– Нет, мой любезный, – нескрываемо полюбовно откликнулся Перший, проводя перстами по округленному краю своего подбородка, перемещая на нем золотое сияние. – Поколь ты с Отцом не определишься кого надо приставить, девочку не оставляй без присмотра. Тем более мы теперь уверены, что это последствия перенапряжения самой лучицы… нужно, чтобы они оба оставались под неусыпным бдением. Только, милый малецык, как определитесь с присматривающим существом настрой его на Отца. Ибо зов у лучицы мощный, не надо, чтобы ударялся о тебя, а я с Асилом этот вопрос утрясу… И конечно, поговори с лучицей, по поводу ее правильного поведения, как я тебе велел.
– А кого ты Перший посоветуешь установить к плоти, – проронил Небо, абы чувствовал свою вину пред
– Небо, я могу посоветовать тебе лишь своих бесов… Ты ведь знаешь это идеальные творения, – задумчиво протянул старший Димург и змея в его венце, наконец, свернувшись спиралью, положила голову на хвост, и, сомкнув глаза, задремала. – Но бесы подчиняются мне и моим сынам, а Стынь итак вельми вмешивается в дела Дажбы, чему ты мой милый, не больно рад. Да и на вас бесы коли и будут работать явно не качественно и слабо, даже если их установлю я, поелику почувствуют, что вы не Димурги, иль творенные нами создания. Потому попробуйте Лег-хранителя… Много более разностороннее создание. Однако, поколь вы оба в том будете определятся, ты, Дажба, доставь сейчас девочку на Землю. Не стоит так долго ее держать в обморочном состоянии, оно вредно и для лучицы.
Дажба тотчас кивнул и поднялся с кресла, еще плотнее, нежнее прижав к себе юницу. Он медлительно направился к стене залы, по каковой продолжали ползти вверх лимонно-желтые облака, пройдя, таким побытом, чтобы Перший мог поправить ручку Еси повислую обок его тела. Сие, несомненно, младший Рас сделал нарочно, видимо, выполняя желание Крушеца, которое тот хоть и не озвучил, одначе, верно, не раз ему просигнализировал. Дажба даже задержался подле старшего Димурга, и, склонившись к нему, прикоснулся губами к его слегка вздернутой вверх черной брови, тем самым не только благодаря за помощь и поддержку, но и выражая свою любовь.
– Моя бесценность, – по теплому отозвался проявленным чувствам Перший и огладил короткие, светло-русые с золотым оттенком кудрявые волосы на голове Бога.
Младший Рас вмале испрямил спину и не торопко двинул свою поступь к стене, покинув комнату, как и прежде, точно войдя в клубящиеся пары облаков. Лишь Дажба ушел из помещения, на ноги поднялся Перший, чем самым пробудил почивающую змею в навершие своего венца, не просто открывшую глаза, а прямо-таки их махонисто распахнувшую. И тем недовольным взглядом темно-зеленых очей змея, вроде как опалила медленно вращающуюся в венце Небо миниатюрную солнечную систему.
– Отец… не серчай, что я ноне так вспылил, – точно ощутив тот взгляд, молвил достаточно удрученно Рас. – Право молвить, не понимаю, почему не сдержался.
– Не понимаешь? – медлительно растянув молвь, вопросил старший Димург и нежно улыбнулся.
Небо едва зримо качнул головой. Хотя это было такое неуверенное движение, что сразу становилось ясным, Рас все понимает, только не желает себе в том признаться.
– Небо… Небо… бесценный мой малецык, – и вовсе заботливо, ласково произнес Перший. – Ты должен понять… Дажба еще дитя… Нельзя быть к нему столь предвзятым… Нельзя поколь требовать от него не посильное. Надобно более плотно приглядывать, поправлять и лишний раз уступить, чем сделать вид, что тобой это свершено. Он очень чуткий, все ощущает, подмечает, потому такая не уверенность, на грани даже слабости… И конечно, дорогой мой, не зачем было так огорчаться по поводу поступка Стыня. Мы же договаривались… Все втроем ты, я и Асил, в предоставление свободы действия малецыку так, чтобы он о том не ведал… Абы знали одни мы старшие Боги. Нам надобно быть уверенными, что Стынь оправился от болезни, что может теперь творить подле нас. И к чему проявился твой гнев не ясно. У малецыка все так прекрасно вышло. Он полностью ощутил свою мощь, попробовал в полную меру силы, способности… И при том оставался под постоянным контролем. Мерик доложил, что в процессе уничтожения бунтовщиков на Земле у Стыня наблюдалась целостность движений и поступков, он даже не утомился… Разве это не радостное известие? для нас всех… Меня, тебя, Асила, Дивного… Известие, что малецык, очевидно, здоров. И посему мне не понятно твое негодование, да еще и в присутствие Опеча. Ты, считаешь, малецыку, после пережитого необходимо наблюдать твое недовольство? слышать его из твоих уст?..
– Да… да… прости… виноват.., – торопко дыхнул Небо и незамедлительно поднявшись с кресла, шагнул навстречу к старшему брату, слегка склонив голову и с тем став точно ниже его… Ниже? ну, может не ниже, но однозначно младше.
– Я… я нашел Крушеца первым и мы должны были вести жизнь девочки до ее двадцатилетия, а не просто общаться когда позволит мне Дажба, – несдержанно выкрикнул Стынь, днесь прибавив шагу и прямо-таки замельтешив пред сидящими старшими братьями. – И мне все равно гневается ли на меня Небо, Отец… Мне все равно, что думаешь о том ты, Мор и ты!
Младший Димург резко остановился перед замерше-опешившим Опечем, и, полыхнув очами, враз осыпал его с головы до ног капельками воды, также мгновенно обернувшихся в мельчайшую изморозь укрывшую волосы и одежду последнего белым налетом.
– Я? – взволнованно дыхнул Опечь и в его черных очах блеснула зримая зеркальность, вроде он расстроился той несправедливости. – Но я, однако, считаю, коль тебе интересно, что и впрямь не стоило отдавать Еси в руки Расов, ибо это не дает возможности в целом влиять на ее удел, как нам надо.
– Ох, Опечь, – недовольно протянул Мор и скривил свои плотные, широкие, вишнево-красные губы. – Я надеялся, ты меня поддержишь или хотя бы промолчишь. Стынь, еще совсем дитя… чадо… Он не понимает далеко идущих замыслов Отца и ерепениться по пустякам, что совсем не нужно… Никому, ни одному Димургу. И посем, Отец столько пережил из-за его болезни. Столько потрачено сил, чтобы наш, бесценный, малецык выжил, восстановился.
Старший из Димургов смолк, и тягостно вздохнул, вероятно, не в силах сносить того разлада меж Отцом и братом… разлада, каковой вылился в его скрытность. И в зале меж тем наступила тишина, порой нарушаемая сызнова принявшимся фланировать взад… вперед Стынем, слышимым высоким писком притаившегося шишигана, да позвякиванием голубых, полусферической формы, облаков в своде, точно творенных из льда, похоже, от производимого Богами гула и гнева, жаждущих полопаться.
– Я, конечно, мог промолчать, – немного погодя отозвался Опечь и провел перстами по толстым рдяным устам, схожим с устами Вежды. – Однако ежели я все время буду молчать, у вас возникнут сомнения в моих способностях мыслить. Потому я лучше выскажусь о чем думаю, так велел мне поступать Отец. Если бы я оказался на месте Стыня, также приложил все усилия, чтобы сохранить жизнь этому Липоксай Ягы, або поколь девочка находилась со мной в дольней комнате, я чувствовал те плотные узы любви, оные она испытывает к нему.
Поколь братья столь разгорячено толковали меж собой и оттого в своде залы трескались на части однозначно превратившиеся в ледяные сгустки облака, одна из зеркальных стен пошла малой рябью, которую никто не приметил, а миг спустя в помещение вошел Перший. Он взволнованно оглядел своих сынов и остановил взор на мечущемся обок братьев Стыне, да разком поднял вверх правую руку. И тот же миг змея в его венце свершила резкий рывок вперед, и, открыв широко пасть, выдохнула оттуда полупрозрачный сизый дымок, обдавший и единожды облизавший лица Мора и Опеча, тем самым сняв с них напряжение и сомкнув рты. Дымок нежданно, будто набравшись объема, переместился на прохаживающегося Стыня и в доли секунд плотно окутал его. Схоронив в своем густом, сизом мареве не только фигуру Бога, но и сами его движения, одновременно остановив само перемещение. И тотчас в зале повисло отишье… такое густое… густое… умиротворяющее, схожее с замершей на утренней зорьке природой, ожидающей восшествия на небосвод мощного солнечного светила.