Коло Жизни. Книга Четвертая. К вечности

Асеева Елена Александровна

Одетый в белое долгополое с длинным рукавом сакхи вышитое по подолу золотыми узорами, на стане стянутое пластинчатым поясом, собранным из мелких, треугольных блях, на которых сверху покоились белые алмазы, Дажба имел много украшений. В виде золотых, серебряных и платиновых перстней, браслетов на лодыжках и запястьях усыпанных густо-марными сапфирами, желтыми и черными алмазами.

А на голове его восседал необычный высокий венец, вобравший в себя зараз белый и кумачный цвета. Зараз два состояния золота, белого цвета с компонентами платины и красного, чьим элементом являлась медь. Сие был усеченный конус с плоским днищем, коим он помещался на голове, и приподнятым не менее плоским навершием. По краю отороченный златой полосой да увенчанный, из того же материала, круглой маковкой. Сам венец весьма часто менял цвет, он вдруг весь пыхал ярой краснотой, или степенно бледнея, делался почти белоснежным.

Образ Дажбы мне не только показывал

мой Отец, но и не раз Родитель. Он вообще, когда я находился в Березане, почасту воспроизводил отображением облики моих сродников, не только Расов, но и Атефов. Считая, что коли Отец им не позволил приложиться ко мне, перед выпуском из руки, я их обязательно должен увидеть. Определенно, Родитель делал так, чтобы я сберег в себе образы сродников и мгновенно отреагировал на появление их в моей дальнейшей жизни.

Дажба тогда не просто внимательно, изучающе обозрел девочку, он подошел к ней, чего не делал в отношении к другим детям, и, подняв, поцеловал в лоб. Дажба был также юн, как Стынь. Еще младше, и лишенный возможности соперничества за Круча, не понял, что перед ним лучица. Хотя, вероятно, будучи мягче, нежнее Стыня, что- то почувствовал... что-то неосознанное. Поэтому сделал все, чтобы девочка выздоровела и создавал для нее лучшие условия на хуруле, а позднее и на планете в Млечном Пути, куда мы прибыли.

Обаче, сейчас старший брат, так и не спуская ребенка с рук, крепко прижав к груди, понес его сразу к старшему водовику, по имени Шити, пройдя мимо так ноне надобного мне Коловерша, низко пригнувшего свою голову.

В комнате, величаемой горница, имеющей вельми узкую форму, не высокий свод и небольшую в сравнение с длиной ширину, на белых стенах отсутствовали какие-либо она, люки, двери. Дюже длинное оно уходило в оба направления и точно терялось в глубине собственной белоснежности. По обеим сторонам стен горницы в ряды стояли на широких подставках маленькие люльки, похожие на половинки яичной скорлупы, называемые кувшинки. Они были, как и подставки, белыми не только снаружи, но и внутри и располагались в непосредственной близи друг от друга, касаясь соседних кувшинок своими, подобно сколотыми, краями. Ноне и кувшинки и само помещение было предельно занято. И коли в первых в особой биологической среде, под ажурно-плетеными крышками почивая, находились на излечении дети, то сама горница была полна водовиками. Впрочем, стоило Дажбе с девочкой на руках войти в помещение, как старший из них Шити кинулся к Богу и замер обок его ног, склонив голову. Достаточно низкое в сравнении с младшим Расом, худобитное (ибо Вежды любит творить стройные создания, убирая из их тел все лишнее) с синеватой кожей, расчерченной тонкими рдяными жилками по поверхности и глянцевито блестящей. Длинные белесые волоса купно были намотаны на острую с макушкой голову, лицо бесицы-трясавицы, вельми казалось морщинистым так, что плохо просматривалась сплющенная пипка растекшегося носа, едва проступающий щелью нос и весьма удлиненные глаза, где в ярко-желтой склере, плавал, перемещаясь, черный зрачок попеременно то увеличиваясь, то наново уменьшаясь.

– Водовик Шити,- сказал мягким, лирическим баритоном Дажба, протягивая девочку созданию,- передаю этого ребенка на твое попечение. Проверьте его состояние, ежели есть необходимость, излечите, и окружите повышенной заботой...

Бесица-трясавица торопко приняла девочку в руки и внимательно оглядела с головы до ног.

– Обо всех проблемах с этим малышом докладывать незамедлительно и лично мне,- договорил младший Рас и приголубил курчавые волосики дитя на голове.

Водовик Шити враз срыву дернул головой вниз... да так и замер, поколь Дажба ласково улыбаясь, покидал горницу... очевидно, не стоит говорить, что над головой существа сияла Алконост-птица. Посему- то и не было выявлено, что вместо мальчика Выхованку отдана на воспитание девочка. Ну, а сердце... больное сердце дитя водовики и лисуны смогли поменять на новое. А мое столь частое отключение... Итак ясно, его никто не приметил.

Глава восьмая.

Девочку окружили особой заботой и теплом, лучшим питанием в хуруле, хотя как мне кажется, большую часть времени до новой Галактики, Млечный Путь, она провела в кувшинке. Вмале, определенно, мы прибыли в Галактику Дажбы, в первую живую систему и на первую человеческую планету. Возможно, коли я был бы бодр, меня все это заинтересовало. Но так как я подолгу находился в отключенном состоянии, моя любознательность многажды уменьшилась...

Я встрепенулся, когда нежданно расслышал голос своего Отца! Он, похоже, посылал тот зов на меня, в промежутке определенного времени, надеясь, что если я жив, то услышав его, откликнусь.

– Крушец! Крушец! Где ты мой милый? Где?- долетело до меня.

И я как-то мгновенно обрел себя.

И узрел пред собой голубоватую поверхность небосвода и светящуюся кроху света на ней, точнее даже не кроху, а с долгим хвостом паутинкой искру.

Я внимательно всматривался в ту искру, напрягая свое ставшее слабым сияние и нежданно ясно разглядел круглую загнутую по спирали голубо-серебристую, можно даже описать близкую к белому, жерловину в своем центре смотрящуюся бесконечно глубокой. Ее чуть отступающие друг от друга тонкими рукавами края, постепенно темнея, приобретали почти черный цвет, ограничивая той тьмой весь рубеж. Вкруг же самой белой дыры, чревоточины, витали плотными туманами кучные, красные, сбрызнутые межзвездным газом и пылью облака, кое-где точно пухнущее объемное тело выпускающие из себя сжатые наполненные изнутри паром пузыри, каковые не то, чтобы лопались, а расходились по поверхности того марева. Сами же кучные облака, озаряющие пространство промеж себя алым светом, также неспешно понижая яркость сияния и тучность испарений, переплетались с сине-багровой поверхностью Галактики. Это была чревоточина, чрез которую Боги могли попасть из одной Галактики в другую. Это была единая сеть, связующая все Галактики Всевышнего и проходящая как раз меж стенок самих Галактик. Время, пространство в ней имело свою структуру и ход, и подчинялось определенным закономерностям. Попадая в чревоточину космические суда, искры али существа не то, чтобы двигались, летели в ней, они перемещались в особо сжатом временном жерле и тем самым в короткий срок, али мгновенно миновали огромные, даже в понимании Богов, расстояния.

Девочка резко дернула головой и тотчас перевела взгляд на Небо, вышедшего из малого околопланетного судна, капища, и замершего на площадке пред ним. И я вдруг тягостно вздрогнул... Ибо Небо... Небо так мне напомнил Отца... До боли... Острой и всепоглощающей боли.

Он был худ и высок, как мой Творец, имел такой же формы лицо схожее с каплей, где самое широкое место приходилось на область скул и степенно сужалось на высоком лбу да округлом подбородке. Небо всего-навсе и разнился с Першим это вьющимися, можно даже молвить плотными кучеряшками, золотых волос до плеч, бородой, усами покоящимися завитками на груди, да небесно-голубыми сияющими очами, глубокими и наполненными светом. Его кожа, как и у всех иных Расов, была положенного молочно-белого цвета, озаряемой изнутри золотистым сиянием. Она выглядела не менее тонкой и прозрачной, чем у моего Отца и также как у того, под ней проступали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок.

Небо...

Теперь я это осознал...

Небо был сутью, зеркальным отражением Першего. Воочью выступая с ним единым общим, не просто братом-близнецом. Он был в своем строении отблеском тьмы моего Отца, которое всегда присуще рождению, появлению и в собственных формах окутывает, окружает любое семя, ядро, саму жизнь. Как почка в пазухе листа, прикрытая сверху многочисленными чешуями; как куколка насекомого, находящаяся не просто под кутикулой пупария, а в кутикуле истинной куколки; как дитя парящее в околоплодных водах матки матери; как планета, звезда в космическом пространстве Галактики. Так и Небо, был окружен заботой, темнотой Першего еще будучи в зиготе... окружен любовью, нежностью Першего днесь став Богом и Зиждителем. Он не столько был противным, обратным своему старшему брату, сколько изображал иную, противоположную сущность способностей самого Родителя.

На голове у Небо находился ореол-венца. Я ведал, что основные коды строения систем прописывают Небо и Дивный, посему у старшего Раса венец в навершие представлял миниатюрную систему. Не обязательно ту в которой ноне жила девочка, а систему являющуюся последней в своем построении.

Узкий обод венца старшего Раса пролегающего по голове по коло украшали восемь восьмилучевых звезд. Из углов этих звезд вверх устремлялись закрученные по спирали тонкие дуги, созданные из золота и украшенные изображениями рыб всевозможных видов. Дуги сходились в навершие, испуская из себя яркий голубой свет, в каковом словно в системе в центре светилась светозарная, красная звезда. Она рассылала окрест себя желтоватое марево, перемешивающееся с голубой пеленой, придавая местами и вовсе зеленые полутона в коем двигаясь по определенным орбитам, вращались восемь планет, третья из оных перемещала по своей глади зеленые и синие тени.

Посему, взглянув на сей венец, стоило с уверенностью сказать, что последняя из построенных систем в какой-то Галактике (не обязательно Расов, может быть и Димургов) имела именно такое строение.

Нежданно венец Небо вроде исторг из своих планет, звезд и космического пространства блеклый свет превратив изображение в негатив, отчего, светлые тона обернулись в темные и наоборот черные в белые. Глаза девочки от удивления расширились, вероятно, узрев таковое впервые. Абы увидеть это она смогла только по причине моих способностей. Впрочем, я догадался, старший Рас попытался принять сообщение посланное моим Отцом. Но так как оно не предназначалось ему, всего-навсе плавно взмахнул рукой, да так ничего, и, не поняв, неспешно направился в капище. Я, было, попытался обратить на себя его внимание.