Коло Жизни. Середина. Том 1
Шрифт:
— Черный, как смерть. Черный, худой замухрышка. Выродок, — губы отрока свело нежданно тугой корчей, он весь словно изогнулся дугой, и, подкатив очи, натянуто выдохнул, — тот, кто имеет природные особенности, отличающие его от живущих подле однотипных существ. — Ярушка рывком дернулся, ослаб его позвоночник, глаза сызнова явили зеленую с карими вкраплениями радужку, и помягчавшие губы, уже много громче дополнили, — вот кто такой выродок.
Тем не только объяснив столь сложное понятие, но и явственно успокоившись, судя по всему, таким образом, на мальчика сейчас воздействовал Крушец… Медленно набирающий в его плоти сил и степенно подчиняющий себе мозг, а значит и самого Яробора.
Впрочем,
Першего, который всегда надсмехался над старой верой, отрицал бытие Родителя, воевал с Богами и извращал, заковывал стылостью души людей. И этого Бога породившего Кривду противницу Правды, мальчик любил сильнее, чем всех вместе взятых светлых Богов. Имя Першего особой теплотой и всегда, словно мелодичным мотивом, отзывалось в голове мальца.
В сказах лесиков Небо и Перший были с самого своего сотворения разделены на два образа, соответствующие точно цветам, белому и черному. Из самых начальных легенд живущих в лесиках следовало, что в начале начал как таковой суши и не существовало, и везде поместилась вода, по которой в ладьях плавали два Бога. По велению Родителя Перший нырнул ко дну того бескрайнего океана и достал горсть земли. Из той земли Небо сотворил ровные места, а Перший вспять горы, пропасти, овражки, ямки, вспученности. И хоть никогда не творил Перший супротив Небо козни, однако всегда выступал Богом неудобий, вбирающим и носящим в себе все отрицательные людские черты и поступки, вероятно, и порождающий их.
Слушая, такие сказы, Яробор всегда ощущал внутренний протест, с которым отзывался, иль может лишь надсмехался Крушец. Не всегда отрок мог осознать того протеста, услышать его, тем не менее, почасту произносил вслух, чем вводил в состояние напряженности старших и в испуг сверстников. Ибо говорил сие глухим, тугим голосом, неизменно при том закатывая глаза, и вроде застывая конечностями.
Именно эти духовные тяготы, о которых нельзя было ни с кем поговорить, и считал Яробор духовным уродством, и почасту темными летними ночами уходя на покой, на сеновал, выплакивал в скирды сухого сена. Только им… немым… умершим божеским творениям доверяя собственную ущербность.
Несомненно, такое волнение не лучшим образом сказывалось на здоровье мальчика, но никак не влияло на самого Крушеца, абы нынче он был много крепче, чем в прежних своих человеческих телах. Крушец мог и умел ноне умиротворять плоть, посему на стенания самого отрока не откликался Родитель. Вероятно, еще и потому не откликался Родитель, оно как Вежды нынче вел свои замыслы. Где первоочередным являлось для Господа сохранение жизни самой лучицы, в связи с чем его доклады в лучшем случае мягко поясняли о переживаниях Яробора, а в худшем, Димург о них Родителю и вовсе не сказывал.
Постепенно Ярушка успокоился, так тоже бывало не раз, что он вдруг раскричится, разволнуется, а после нежданно резко умиротворится, точно и не было дотоль той ярости его чувств. В такие мгновения подключал свои силы Крушец… И теперь не просто поддерживая, успокаивая как было с Есиславой, а повелевая, подчиняя себе мозг мальчика. Неспешно Яробор поднявшись с земли, сел и принялся снимать с правой ноги каныш, чтобы осмотреть отчего болит лодыжка. Вмале стянув с себя сапог, и поколь продолжая постанывать, мальчик снял с ноги льняной чулок да узрел опухшую, вроде налитую изнутри водянкой лодыжку. Осторожно отрок ощупал пальцами сам сустав, провел подушечками по выпирающим с обеих сторон угловатым шишкам, ноне схоронившимися под той водянистостью.
— Как же я теперь дойду? — более ровно вопросил Яробор, ощущая не уменьшающуюся, а словно увеличивающуюся боль в ноге, обращаясь к замершей на краю берега и внимательно на него зыркающей сороке. — Не знаешь? — теперь он явственно обращался к птице, которая запрыгала по выпученному корню древа и громко затрещала чи…чи…чи.
Откуда-то издалека, может из глубин раскинувшейся зеленой нивы долетело ответное чи…чи…чи. Ярушка туго вздохнул, и принялся сызнова обуваться, решив ремешки с каныша и вовсе не подвязывать, абы не доставлять себе еще большей боли.
— Как ты смела! Я! что? что велел тебе? — пропыхтел переходя на рык Вежды и пронзил своими блеснувшими тьмой глазами сычиную голову бесицы-трясавицы так, что та надрывно качнулась взад…вперед, одначе все же устояла на ногах. — Велел осмотреть…Осмотреть, помочь. Почему же ты не осмотрела его ногу, как мальчик теперь дойдет?
Бог словно захлебнулся гневом, потому тотчас смолк и закрыл глаза. Он стремительно отвалился на ослон кресла и оцепенел. А зала маковки, похоже, заходила ходуном… туды… сюды закачались стены, поплыл черный пол и зарябил марностью свод, ибо заплюхавшие водой серо-бурые облака, как — то дюже мгновенно принялись изливать из себя малыми порциями капель.
Седми дотоль фланирующий по залу, резко остановился, и, развернувшись в направление сидящего старшего брата и стоящей подле него бесицы-трясавицы, мягко, впрочем, с тем и просяще, молвил:
— Вежды, прошу тебя, успокойся, — легкая зябь искорок пробежала по коже его лица, и замерла на губах, придав им и вовсе яркую пурпурность цвета.
— Уже успокоился, мой милый, — немедля отозвался Димург, самую толику приотворив левый глаз и с нежностью обозрев младшего.
— Я вам сказывала, Господь Вежды, — нежданно вельми досадливо произнесла Трясца-не-всипуха, прекращая свое покачивание и в упор зыркая в лицо Бога, стараясь разглядеть его приоткрытое око, едва просматривающееся сквозь тонкую щель разошедшихся век. — Сказывала, господина надо доставить на маковку. Он вельми хрупкого сложения, ему необходимо лечение. Также необходимо осмотреть и саму лучицу, не полагаясь на невразумительный диагноз поставленный Отекной. Нужно доложить о выявленном Родителю, вызвать рани Темную Кали-Даругу, а не прятать лучицу, не скрывать происходящего с ней. И ваши замыслы…
— Замолкни, — это Вежды не сказал, он это дыхнул, так как губы его не шевельнулись.
Однако с тем ядрено вспенилось золотое сияние обобщенно на коже лица Бога, и бесица-трясавица сомкнула рот, выполнив повеление своего Творца. Но закрыла она его на малость, а посем вновь отворив, глубоко вздохнула, и продолжала толкование, только теперь по сути происходящего:
— А по состоянию господина. Так я никоим образом не могла определить, что у него проблемы с ногой. Я ведь не Гнетуха. Я не обладаю необходимыми способностями и знаниями. А без знаний сие было бы одно шарлатанство, каковому я не могу потворствовать. Да и обобщающе, мне было велено снять обморок и проверить сердечный ритм. Все, что было указано, я выполнила… а…