Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)

Хмелевская Иоанна

— Разрешите представиться, — вежливо сказал он. — Лучше поздно, чем никогда. Старший сержант милиции Станислав Вельский.

— Очень приятно, — за всех ответила Люцина и пригласила Станислава Вельского тоже присесть на скамейку.

Сержант уселся на березовом пенечке и принялся обмахиваться форменной фуражкой, не торопясь сообщить о цели своего прихода. Франек вздохнул:

— Знаю, что скажите.

— А вот и не знаете, — ответил сержант Вельский. — Уважаемые дамы и господа, я не слепой, знаю, что в этих краях уже было два убийства, и вижу, что готовится третье.

— Третье тоже было, — поправила его мамуля. — Только от тех покойников никакой пользы не было, а от этого будет и ветчина, и сало.

Нам стало немного не по себе, Тереса даже вздрогнула. Сержант Вельский и ухом не повел, продолжая гнуть свою линию:

— С кабаном все ясно, а вы мне вот что скажите: что вы ищите в колодцах?

Мертвая тишина воцарилась в палисаднике. Сержанту Вельскому стало ясно — никто ему ни слова не скажет. Он тяжело вздохнул:

— Я все понимаю, поэтому начну, пожалуй, сам. Некий Адам Дудяк нашел в подвале своего дома шкатулку со старинными документами. Я сам при этом присутствовал. Документы он передал в музей. Так?

Михал Ольшевский не мог не подтвердить:

— Так.

Милиционер продолжал:

— Я эти бумажки не сумел прочитать, не мог разобрать закорючек, но вы-то наверняка все прочли? Так я вот о чем: прошло несколько месяцев — и появился первый покойник. В этих краях. Вроде бы — никакой связи, но смотрите, спустя какое-то время появляется и второй покойник. И опять в этих краях. Идем дальше. Вроде бы опять никакой связи, но вдруг на место преступления приезжает все семейство и начинает раскапывать колодцы. А с упомянутым семейством взаимодействует и сотрудник музея пан Ольшевский, то есть лицо, прочитавшее документы из шкатулки. И если все это не взаимосвязано, то я, проше паньства, испанский кардинал! Вот я и подумал — может, заключим союз, поскольку лично я сомневаюсь, что тех двоих вы шлепнули. Союз в том плане, чтобы неофициально, дружески побеседовать. Иначе ведь придется снимать официальные показания, вы приметесь давать ложные, а кому это надо? Да и документики придется взять на экспертизу, еще, не дай Бог, поистреплются…

Михал Ольшевский нервно вздрогнул. А сержант Вельский, не обращая на него ни малейшего внимания, задумчиво продолжал, глядя на закат:

— Одни только неприятности выйдут. А так, неофициально, мы поговорим, посоветуемся, может, что умное и придумаем. Ну, что скажите?

Все молчали. Моя давняя симпатия к милиции заставила меня отозваться первой:

— Марек, скажи же что-нибудь!

— Я тут голоса не имею, — ответил Марек. — Дело ваше, семейное.

— Тогда я скажу! — вырвался Франек, но Люцина прикрикнула на него.

— Заткни рот!

— О, вот теперь ясно видно — нам нечего сказать, — бросила в сторону Тереса.

— Тихо! — прикрикнула я на родичей и начала с другого боку:

— Скажите, пан сержант, насколько мне известно, существует закон, согласно которому в случае кражи вор преследуется только тогда, когда пострадавший подает жалобу. Так ведь?

— Так, — подтвердил сержант Вельский. — Существует. Вы что-то украли, проше паньства?

— Не украли, но милиция может так подумать. Поговорим с вами по-дружески, неофициально, но при условии, что вы не станете придираться к Франеку. О том, что мы ищем, он знает, и знаем мы. И если не сообщил, куда следует, несет такую же ответственность, как и мы. Чтобы к нему не придирались! Ну как, согласны?

Сержант Вельский торжественно поклялся, что такая идиотская мысль, чтобы придираться к Франтишеку Влукневскому, ему и в голову не могла прийти, и всем сразу стало легче. Все как-то сразу расслабились и, дополняя и прерывая друг друга, выложили милиции наши фамильные тайны. Сообщение Сташек Вельский воспринял с философским спокойствием. Проняло его лишь тогда, когд&Михал сбегал в дом, принес старинный документ и торжественно зачитал его. Сержант слушал, раскрыв рот, забыв о необходимости соблюдать официальную солидность и спокойствие. Положив фуражку на землю, он расстегнул мундир, глаза его заблестели, и время от времени он восклицал:

— Надо же! Никогда бы не поверил! И подумать только, я сам, своими собственными руками доставал это из-под пола!

Закончив чтение завещания и пресловутого «Перечня», Михал осторожно сложил бесценные документы и со вздохом сказал:

— Вот только непонятно, откуда столько народу могло узнать о сокровищах в сундуке. Я лично никому о них не говорил, бумаг этих никто не видел. Наследники, — тут он широким жестом обвел нас — наследники о своем наследстве узнали от меня. Вы, пан сержант, уверяете, что нашедшие шкатулку документов прочесть не могли. Так откуда же узнали о завещании?

— А вот это следует проверить, — ответил Сташек Вельский, сразу принимая официальный вид и застегнувшись на все пуговицы, — ведь теперь мне ясно, что ваше наследство и все эти преступления — звенья одной цепи. Давайте посчитаем. Выходит, кроме вас, законных наследников, о сокровищах знали еще трое. Двое убитых и один недобитый, тот, что сбежал из колодца, как его…

— Больницкий, — подсказала Люцина и добавила, — Знали четверо: Убийца ведь тоже знал.

— Пятеро знали, — дополнила список Тереса. — А прилизанного Никсона забыли? Когда заявился ко мне в Канаде, что-то такое говорил о сокровищах, оставленных предками. Я его слушала вполуха, думала, чушь несет.

— Что прилизанное? — удивился сержант.

Уж не знаю, как нам удалось обойти прилизанного Никсона, рассказывая сержанту о фамильной тайне, но фигура Никсона всплыла только сейчас. Затаив дыхание, выслушал сержант милиции захватывающее повествование об этой загадочной личности, не упрекнув ни словом, что о нем мы первый раз говорим официальному лицу. Напротив, вроде бы даже был доволен, что оказался первым официальным лицом, которое узнало об этом подозрительном индивидууме. Потребовав подробнейшего описания внешности и хронологических данных о появлении Никсона в разных местах земного шара, сержант задумался. Мы не мешали ему думать, с надеждой глядя на этого симпатичного парня в милицейском мундире. Молчание затягивалось.

— А эта самая свинья и в самом деле бросилась на вас? — неожиданно обратился сержант к Михалу.

Тот смутился. Похоже, говорить о своих подвигах в поединке с кабаном ему не доставляло удовольствия.

— Не знаю, — как-то неуверенно сказал Ольшевский. — Хотя… Он на меня свалился, а не я на него, это факт. Чуть не придавил. Я еле успел отскочить. Но сам я на него не нападал, клянусь! Хотя вот теперь, когда все спокойно вспоминаю, кажется мне — несчастный кабан просто взобрался на кучу камней и оттуда свалился вместе с камнями. Не собирался он на меня нападать, с чего бы? Но даю вам, пан сержант, честное слово, я был уверен, что это кто-то в черном плаще. И прямо на меня ринулся! Ну я и пырнул алебардой…